Дочь княжеская. Книга 3
Шрифт:
А Храм Белодара… пусть он был ребенком, искусственно созданным ребенком, безумно дорогим сердцам своих создателей… но был он всего лишь магическим артефактом. Что такое артефакт и что такое весь мир? Чтобы мир жил, чтобы он жил свободно и жили наседающие его люди, артефакт можно вычерпать до нуля и разрушить.
Хрийз зябко обхватила себя за плечами. Мыслить такими масштабами оказалось невероятно больно. Обречь на смерть часть, чтобы уберечь целое… Живую, доверчиво льнущую к тебе часть… Эмоциональная привязка дает артефакту большую мощь, но маг, использующий такой артефакт,
— Если я передам аль-нданне Весне ваши слова? — спросила Хрийз.
— Передайте, — кивнул Тахмир. — Ее разрешение или запрет на самом деле изменит лишь знак. Мы можем стать союзниками и — учитывать, насколько это возможно, интересы друг друга. А можем стать врагами, и зачать новую кровопролитную войну, которая родится через столетие. Ее дочери я помогу и так. В любом случае. Независимо от ее решения.
— Вы же потребовали, — сказала Хрийз. — Я слышала сама. Вы потребовали от аль-нданны доступ к ее Храму в обмен на помощь ее дочери. Разве ваше слово не стало магическим контрактом, не подлежащим отмене?
— Это уже второй вопрос, Хрийзтема Браниславна, — Тахмир сделал каменное лицо, и девушка поняла, что ответа от него не дождется.
Обидно. Но, получается, магические клятвы можно нарушать? Не считаясь с последствиями? Или не нарушить — страшнее, чем принять последствия? Хрийз чувствовала, что недалека от истины, но вот насколько не далека, оценить не могла.
— Позвольте мне, ваша светлость, — прошептала в ухо Лилар, стоявшая до этого за спиной.
Хрийз обернулась к ней с немым вопросом на лице.
— Пожалуйста, — добавила неправильная горничная.
— Хорошо, — кивнула Хрийз.
Она по-прежнему испытывала смущение и неловкость, давая разрешения Лилар. Да, это входило в условия ее контракта. Ограничение ради усиления. Но Хрийз понимала, что на том конце поводка — неукротимая бешеная сила, которая сама решает, подчиняться или бунтовать. Такое ощущение, будто накрыла суповой крышкой жерло активного вулкана. Вулкану смешно, лава у него всегда наготове, но вот, смешно и забавно ему играть в поддавки… до определенного предела. Если свалишься вниз, никто не спасет, и сам вулкан в том числе.
— Эрм, — невозмутимо сказала Лилар, — ты спасал мне жизнь. Три раза. Но и я спасала тебя, как ты помнишь. Четыре раза.
Тахмир кивнул, снова соединяя кончики пальцев. Они оба знали друг друга по той войне, что грозила вернуться снова. Боевые товарищи, хотя высшая магия не приемлет слишком уж тесной дружбы.
— Я отвечу тебе, Лил. На один вопрос.
Лилар отодвинула стул и села рядом с Хрийз. Отзеркалила позу Тахмира — локти на стол, пальцы в замок…
— Хафиза Малкинична впала в транс и выдала странное, — прямо сказала Лилар. — Поможешь разобраться?
Все-таки, не просто сброс лишнего переутомления, поняла Хрийз. Но и то хорошо, что Лилар не стала выяснять это за спиной, хотя могла. А может быть, она иначе не смогла бы встретиться с Тахмиром? Поди пойми.
— Говори.
— Если нет судьбы, это означает только одно: судьбы нет, — повторила Лилар. — Смерть в небе, смерть — в море, смерть —
Хрийз удивилась, как это Лилар так точно все запомнила.
— Вы вдвоем это услышали, насколько я понял, — сказал Тахмир.
— Еще Гральнч был, — встряла Хрийз. — Нагурн.
— Тогда проще. Три фразы услышали трое — значит, каждому по одной.
— Но кому какая?! — воскликнула Хрийз.
Эрм слегка развел ладонями:
— Кто же скажет… Основное отличие оракула от пророка — он создает реальность с помощью того, кто услышал его слово. Пророк видит — то, что должно случиться без вариантов, то, что может случиться, то, что вероятно случится. Разобраться в пророчестве непросто, но можно. Предотвратить пророчество — возможно, не всегда и далеко не каждое, но бросить вызов — почему бы и нет. Бросить вызов, переломить, направить путь в обход прореченного. А слова оракула формируют реальность, которую проводит в жизнь уже только сам услышавший. Мнение со стороны здесь не имеет никакого значения. Можно хранить услышанное в тайне, можно рассказать каждой травинке, потратить всю жизнь на разгадку или отмахнуться как от бреда помешанного умом — не это важно.
— А что важно, Эрм? — напряженно спросила Лилар.
— То, кто ты есть, — спокойно ответил он. — Только это.
Хрийз молчала. Нет судьбы… Может быть, это у Гральнча нет судьбы или у Лилар. Смерть вокруг… стихия Смерти? Но никто из троих не является неумершим и не планирует им стать, а хотя… все может быть. Не доживешь до лета — а вот это любой может не дожить, время такое.
— Прошу прощения, — Тахмир встал. — Дела.
Он ушел через портал. Был и не стало. За окнами остывала зелено-золотая, с коричневым и алым, заря.
— Лилар, что же нам делать? — спросила Хрийз у неправильной горничной.
Та положила ладонь на ее руку:
— Жить, госпожа. Просто — жить. И пусть будет, что будет.
Утро не задалось. Бывает. Сначала долго просыпалась, в полудреме шла сквозь бредовые туманные коридоры без дверей и никак не могла найти выход, а когда удалось наконец то продрать глаза, долго соображала, почему тут комната, а не коридор… Встала, умылась — легче не стало. "Заболела я, что ли?" — мрачно подумала Хрийз, рассматривая свое лицо в зеркале. Лицо хмуро глядело красными, как у упыря в боевой трансформации, глазами.
Она не болела ни разу с тех пор, как оказалась здесь, и воспринимала это как должное. И теперь очень обиделась: столько проблем, особенно по учебе, и на тебе, получи местный грипп под роспись! Потрогала пальцами себе лоб, облегченно выдохнула, — температуры, вроде бы, не было.
— Вы хорошо себя чувствуете, госпожа? — встревожилась Лилар, переступая порог.
Лилар где-то провела всю ночь, вместо нее в коридоре дежурил другой. Он хорошо маскировался, ребята с этажа ничего не замечали. Но Хрийз обостренным нервом чуяла хранящее присутствие и не могла нормально спать, переворачиваясь с боку на бок всю ночь. Неудивительно, что сейчас голова словно свинцом налитая!