Дочь княжеская. Книга 3
Шрифт:
— Все в порядке, Лилар, — соврала Хрийз. — Все хорошо.
Ну, не могла она пропускать занятия! Сколько уже пропустила до того, страшно даже подумать. А через двенадцать дней квалификация-допуск на практик в море.
В море Хрийз просто обязана была попасть. Она чувствовала: так надо. Надо, и все. Поэтому никаких болячек.
К уроку у вредного Лае Хрийз поняла, что переоценила свои силы. Потому что лекцию с теорией она как-нибудь пережила бы, но в расписании стояла практика. Практика по магии — сама по себе вилы, а уж с гудящей словно от удара пыльным мешком головой…
лТопи
Хрийз стиснула зубы и терпела, но пропустила половину объяснений. И полыхнувший в руках огонь взметнулся гудящим столбом до самого потолка — и это вместо маленькой, скромной искры-на-растопку, как требовалось по условиям задачи.
— Что зеваете, ваша светлость? — раздраженно осведомился Лае. — Тушите!
Пожар сам по себе не мог причинить особого вреда в магически изолированной аудитории для практических занятий. И сокурсники тут же прикрылись щитами, щиты в принципе освоили уже практически все. Хрийз попыталась было укротить стихию огня, как учили, упражнение на контроль, упражнение на стабилизацию…
Ощущение: резко выключили свет. А затем его включили.
Хрийз лежала, блаженно прижимаясь пылающей головой к холодной плитке поле, а Лае над нею заканчивал выразительную речь:
— … вашу мать! Кто, скажите мне на милость, кто, ну, кто берется за практику по основам магии в таком состоянии?! Лежать! Не вставать! Сейчас появится врач. А ты куда смотрела?! — и по кочкам, это уже очередь Лилар пришла, выслушивать в свой адрес свирепые нотации.
Хрийз пришла в себя в школьном лазарете… Лежала под колючим одеялом, рядом на тумбочке стояла высокая кружка с питьем. От кружки тянуло фруктовой кислинкой, настоянной на исцеляющей магии, и верная Лилар помогла сесть, поддержала руку и проследила, чтобы Хрийз выпила все до конца.
— Зимняя лихорадка, — сказала она, озвучивая вердикт школьного целителя. — Бывает, госпожа. Придется потерпеть…
— Сколько? — шепотом, говорить в голос было невероятно больно, спросила Хрийз.
— Дней шесть, обычно.
— Шесть дней! — возмутилась Хрийз. — А как же квалификация, как же… в море…
Лилар мягко, но непреклонно уложила ее в постель, укрыла одеялом, подоткнула края:
— Никакого моря, госпожа, — твердо заявила она. — Даже не думайте.
Ну, вот. Нет в жизни счастья! Хрийз ткнулась разгоряченным лбом в подушку и бессильно расплакалась.
Ночью жар немного спал. Хрийз лежала тихонько, но сквозь приоткрытые веки видела Лилар, та сидела у окна за столиком, и в тихом, уютном свете ночной лампы что-то читала. Окно за ее спиной сильно зеркалило, отражая палату в мельчайших деталях.
Дверь открылась, впуская двоих. Школьного целителя, госпожу Заряну и князя… Лилар тут же встала, отложив книгу.
Хрийз зажмурилась, пытаясь загнать обратно проклятые слезы. Не очень-то у нее получилось.
— Зимняя лихорадка, — объясняла целитель диагноз. — Неприятно,
Она говорила что-то еще, но князь, кажется, толком не слушал. Подошел, присел на край, кровать жалобно скрипнула под его весом. Взял за руку — обеими ладонями, как драгоценную вазу из хрупкого стекла. Молчал, а что тут скажешь. Но Хрийз воспринимала исходящие от него тепло, поддержку, сочувствие очень четко и ярко. Она всхлипнула, вцепилась в родную руку и не отпускала, пока ее вновь не утянуло в болезненное забытье.
Но сквозь нездоровый сон она продолжала ощущать крепкие сильные руки, бережно поднявшие ее с постели.
Короткий обжигающий холод портала, другая постель, совсем не похожая на больничную, родная прохладная ладонь на лбу.
— Папа, — Хрийз не осмелилась бы сказать такое наяву, а в бреду зимней лихорадки было можно, и она сказала: — Папа, я люблю тебя…
И провалилась в забвение окончательно.
В полубреду-полуяви катились сквозь нездоровый сон серые волны, и с одной из них пришла Дахар. В иных обстоятельствах Хрийз испугалась бы, но сейчас — никакого испуга, лишь удивившее ее саму спокойствие.
— Вы пришли меня проводить? — спросила Хрийз.
— Нет, — качнула головой Дахар, опустилась на одно колено, взяла руку Хрийз и на миг прижалась к ней губами.
Ледяная сила неумершей влилась мощным потоком, смешалась с собственной и принесла странное успокоение. Наверное, именно после визита Дахар что-то переломилось, и болезнь пошла на спад. Хрийз много спала, но это был уже настоящий сон, а не температурный бред. И всегда рядом была Лилар, Хрийз видела ее каждый раз, когда открывала глаза. Приходила Хафиза Малкинична, ругала — надо же было не беречься и вот так заболеть! Лечи теперь глупую. Ель принесла самолично вышитый кармашек для всяких мелочей.
— На удачу, — сказала она.
— Спасибо, — поблагодарила Хрийз и положила подаренную вещицу рядом с подушкой.
От вышивки шло знакомое тепло родной стихии. Ель выросла над собой как маг Жизни, и это стало очень заметно. Но красных прядей — аналога седины — стало в ее косе больше. Естественный для полукровок светло-фиолетовый оттенок почти исчез. И возле глаз появились гусиные лапки первых морщин. Ель выглядела сейчас намного старше своего возраста, даже взгляд изменился. Больше не было легкомысленной задорной девочки. Хрийз видела перед собой собранную, строгую молодую женщину, успевшую уже хлебнуть горького лиха. Плата за силу, за возвращение из-за Грани — резкое, скачкообразное взросление. Мало кто назовет такое хорошим делом…
— Ель, а как вы… с Котом Твердичем? — осторожно спросила Хрийз.
Ель пожала плечами.
— Никак.
— Но я же вас как-то видела вместе…
— Он не хочет мне портить жизнь, — Ель горько усмехнулась. — Можешь себе это представить? Жизнь портить не хочет. Мне. Но почему-то портит!
— Мужчина, — сказала на это Хрийз понимающе.
Ель засмеялась:
— Вот уж точно!
— Знаешь, его, наверное, надо стукнуть кирпичом, чтобы стал фиолетовым в крапинку, — предложила Хрийз. — Помогает, говорят.