Дочь княжеская. Книга 4
Шрифт:
— Ага, — с удовольствием согласилась маленькая неумершая.
— Вот. Так что бабушка сейчас пойдёт отмывать свою глупую капризную внучку от грязи.
— Скууучно, — заныла Мила, надув губки. — Не хочуууууууу…
— Продолжай, — велела ей Хрийз. — Ты — вредная, очень непослушная внучка, достойная пучка крапивы.
В купальне было пусто, холодно и мрачно. В узкие окошки заглядывали луны — алый Рожок и две синеватых безымянных, Хрийз никак
Мыться Мила не любила до ужаса. Но после сердитого окрика «бабушки» стащила с себя своё кошмарное, насквозь пропитанное застарелой кровь жертв одеяние, и полезла в воду. Хрийз вымыла девочке голову, старательно вычесала из спутанных локонов все репьи, то ещё удовольствие: от холодной воды ломило руки, пальцы слушались плохо, а волосы Милы, сами по себе жёсткие, как проволока, абсолютно не желали расчёсываться. Девочка шипела и щёлкала зубищами, когда из очередной пряди вычёсывался очередной репей.
— Нельзя кусать бабушку, — выговаривала ей Хрийз, чувствуя себя персонажем чьего-то безумного бреда. — Кусаться нехорошо! Терпи!
Под конец она дала Миле полотенце, велела в него завернуться.
— А эту грязную дрянь постираешь сама, — Хрийз кинула Милину одёжку в купальню. — Можешь прямо сейчас. А я вот тут посижу тихонечко…
Вот тут — это на каменной лавочке у стенки. Если бы купальня была прогрета, то и лавочка не леденила бы так пятую точку. Но девушка настолько устала, что холод уже не брал.
— Я всё, — сказала Мила над головой.
Хрийз открыла один глаз. Мила выстирала свою рубашку, хорошо выстирала, добротно, от неё уже не разило прежней вонью, хотя следы пятен были неистребимы. Так вот, выстирать то она выстирала. Да и надела на себя прямо так, мокрую, толком не выжав. Вода стекала по голым ногам, собираясь лужицами на мозаичном полу. Миле, конечно, по-барабану. А вот Хрийз с ужасом поняла, что вот это вот мокрое и холодное сейчас будет лежать у неё в постели. После чего останется только благополучно загнуться от пневмонии, и никакая Сихар не спасёт.
— Мила, — строгим бабушкиным голосом сказала Хрийз, — одежду надо высушить! — и добавила, предотвращая праздник непослушания: — А то сказку не расскажу.
Угроза подействовала. Тряпка мгновенно была высушена магией, Хрийз глазом моргнуть не успела.
— Сказку! — потребовала Мила, забираясь к девушке на колени.
Хрийз подавила внутреннюю дрожь. Клыки маленькой неумершей были так близко от горла… А ну как возьмёт, да и вопьётся… неприятно будет. Чего там неприятно, страшно!
— Стара я стала, — тщательно поддерживая образ сварливой бабки заговорила Хрийз. — Косточки болят, ноженьки болят. Не могу внученьку любимую
Мила прыснула, потом расхохоталась во всё горло. Спрыгнула с колен, потянула за руку:
— Пошли, бабушка! Сказку расскажешь! Про старика и море. Расскажешь?
Вообще-то, Хрийз хотела рассказать что-нибудь покороче. Но что уже теперь.
Верная Лилар уже поменяла постель, испачканную Милой. На столике стоял и одуряюще пах целебными травами горячий счейг. Хрийз с наслаждением выпила кружечку, поблагодарила Лилар. Та улыбнулась и тихо исчезла, оставив после себя отчётливый сумрачный след. Хрийз не взялась бы описать его. Но когда магическое зрение мешается с нормальным, ты вот так и видишь: окружающий мир и в нём — следы-фантомы тех, кто прошёл здесь до тебя. Если поднапрячься, то можно было увидеть насыщенную силой Сумрака ауру Лилар прямо сквозь стену. Но Хрийз не хотела напрягаться.
Она цеплялась за человеческое восприятие везде, где могла. Так ей было спокойнее. Может быть, поступать подобным образом было неправильно. Как отреагируешь на враждебную ауру заранее, если не будешь держать под контролем пространство за пределами собственной комнаты? Но Хрийз, во-первых, доверяла Лилар. А во-вторых, боялась она расширять свои возможности. Сама не знала почему. Но боялась.
Мила, пригревшись под боком, уснула на старухином желании стать дворянкой столбовою. Хрийз тщательно укутала её с головой одеялом. Неумершим не нужен свет во время сна, им вообще положено в земле спать, с головой в ту землю закопавшись. Так они получали дополнительную силу от родных стихий — Земли и Смерти. Тот факт, что Мила повадилась спать в постели княжны, говорил лишь об одном: здесь хватало Смерти. В постели мага Жизни хватало Смерти.
Звучало дико.
Но не могла же Мила поглощать стихию Жизни, в конце концов! Скорее всего, она питалась некрозом, испятнавшим душу Хрийз — всё-таки четыре года в коме, возврат из-за Гранда еще с бесплатным пассажиром на загривке в лице Рахсима. Так девушка думала тогда.
Даррегаш Рахсим очень сильно тревожил её.
Он был где-то в мире, где-то не так уж и далеко, но где, где, где… Эту тварь следовало найти и обезвредить. Уничтожить! Гнев жёг пальцы при одном звуке поганого имени, даже мысленном. Сама бы его удавила, вот честное слово! В пальцах дрожало точное знание, как именно следует давить таких поганцев. Не столько физической силой, сколько магией.
И снова кольнуло что-то сознание, какое-то важное понимание. Кольнуло и ушло, оставшись непроявленным.
«Я чего-то не знаю», — думала Хрийз, глядя, как уходит из окна алый Рожок, а на скалы начинает наползать рассветное сияние.
Восток был за стеной, из окна утреннее солнце не увидишь, окно выходило на тёплую сторону, на юго-запад. Но склон впереди и слева принимал на себя солнечный свет, и он спускался с вершины подобно лавине. Красиво…