Дочь меабитов. Сквозь огонь.

Лысова Кристина

– Не напоминай мне о том, какое кошмарное здесь было питание, – он сел напротив нее.

– Ты молодец. Все чувствуют, как к лучшему изменилась жизнь с твоим появлением. Одни рукавицы на кирпичке чего стоят.

Сулем улыбнулся. «Боги! Как можно быть таким красавцем! За что вы послали мне еще и такое испытание?»– подумала Габриэлла, вглядываясь в черты лица молодого мужчины.

–Ты мне так и не скажешь как по-настоящему тебя зовут?

– Нет. Я правда не могу… Здесь меня зовут Би.

–За что ты сюда попала?

– Происки врагов, – серьезно ответила она.

– Ну ладно, если не хочешь не говори.Просто я видел твое личное дело. Оно единственное из всех с высшим уровнем секретности. Ты действительно так

опасна? – Сулем прищурился, изучая женщину, которая у него на кухне, в его синем халате пила чай из его кружки, но оставалась совершенно непонятной ему.

– Конечно. Я владею тремя видами боевых искусств. Одним – почти в совершенстве, потому что с детства занималась. Двумя другими гораздо хуже, – Би посмотрела на изумленного Сулема и засмеялась. – А еще убиваю страстью во время любовных утех.

– Да ну тебя! Я же серьезно спрашивал, – он тоже рассмеялся, совсем не обидевшись на ее шутку.

«Ах, милый, а ведь я тоже серьезно», – подумала королева. Перед глазами встал гимнастический зал, в котором она так часто плакала на тяжелых тренировках. Ее занятия боем были единственными, где отец проявлял строгость и требовал регулярного посещения. «Ты должна уметь выжить в любой ситуации», – объяснял он ей. Что ж, нельзя сказать, что правитель Мёбиуса был неправ.

– Я не обидел тебя своими вопросами? – Сулем встревоженно посмотрел на резко поникшую девушку.

– Нет, нет все нормально. Просто понимаешь, все это… чай , шоколад… наша близость. Это все… Мне почему-то очень страшно.

Сулем пересел поближе к Би и обнял ее. «Все будет хорошо. Я обещаю тебе».

Она подняла голову и посмотрела ему в глаза:

– Ну ладно я, а ты, боевой офицер медицинской службы, зачем здесь? Ведь мог бы работать в каком-нибудь госпитале легиона?

Амир выпустил ее из объятий и взял в ладони горячую кружку. Чуть помедлив, он все-таки ответил:

– Я вообще не собирался продолжать службу. Хотел поступить дальше, на высшую ступень Медицина. Но наша медсанчасть стояла под самым Юкатаном еще четыре месяца после объявления перемирия. Законы военного времени никто ведь так и не снял. Ну вот пока нас перебросили домой, пока разрешили подавать рапорты на увольнение, я пропустил вступительные экзамены. И действительно работал медбратом в одном из военных госпиталей, – он снова притянул ее к себе. Би положила голову ему на плечо.

– А дальше?

– А дальше, когда поступал, не набрал 0,2 единицы по основным дисциплинам.

– Ужасно обидно.

– Да. Мне не повезло просто на этапе собеседования. Кто-то вложил в мою папку информацию о военной службе. Я сел к экзаменатору, а тот прямо вслух зачитал эту несчастную справку. Мне так неловко стало… Это на бумажках все выглядит красиво и по-геройски. А в реальности война – сплошная грязь, кровь и звериное желание выжить. Ну я разволновался и посыпался на банальных вопросах. «А хирург должен уметь держать себя в руках», – сказал мне профессор и отправил учиться самообладанию.

– Сюда?

– Нет…не сразу сюда… Меня пригласили в один очень хороший гражданский госпиталь медбратом в отделение общей хирургии. И я даже работал там некоторое время… А потом уже сюда…

– А что на гражданской работе не сложилось?

– Тебе говорили, что ты ужасно любопытная?

– Не увиливай, – она чмокнула его в щеку.

– Мой отец – известный кардиохирург. Мама – врач-педиатр. Они все время пытаются вмешаться и как-то с помощью своего авторитета и связей мне помочь. А я все время пытаюсь избавиться от этой опеки. И вот однажды я уже уходил с дежурства, остановил меня заведующий и говорит: «Вы молодец, Амир, отлично работаете. Честно признаюсь, когда отец хлопотал за вас, я думал что пристраиваю на тепленькое место очередного маменькиного сынка. Рад, что ошибся». Это было очень гадкое чувство. Я уволился на следующее утро. И сильно поссорился с родителями. Вот тогда

и подвернулась эта должность, – последнюю фразу он произнес тоном человека, не желающего дальше ничего рассказывать.

Но Габриэлла не собиралась так просто сдаваться. Ей было очень важно узнать о нем побольше.

– А воевал ты почему?

– Би, твой чай давно остыл, – он с улыбкой посмотрел на нее. – Скоро совсем рассветет. Давай не будем тратить время на разговоры о войне…

Он поднялся со стула и приблизившись к ней вплотную, стал медленно целовать сначала уголки глаз потом щеки, шею…

«Ладно, успеем еще поговорить», – подумала Габриэлла, подаваясь навстречу его губам.

***

С того дня жизнь арестантки БИ-320 изменилась. Она наполнилась порхающими взглядами во время утренних и вечерних перекличек, дразнящими, томными мыслями во время работ, будто украденными поцелуями, объятиями, обжигающими прикосновениями к воспаленной от сладостного ожидания коже. Каждый день в течение последующей недели она просыпалась и думала, что это безумие пора прекратить. Но вся ее решимость осыпалась пеплом к ногам интенданта, как только встречались их взгляды. Он говорил: «Би, пойдем» и она готова была бежать за ним куда угодно. Амир ни разу не спросил о том, замужем она или нет. А она за все время в лагере столько раз отчаивалась и снова надеялась, столько плакала, мечтая, что вот-вот еще немного и Шан найдет ее, что теперь когда ее арестантская жизнь оказалась длиннее, чем супружеская, в сердце осталась только едкая злость на императора и обида на отца. «Хватит обманываться. Они смирились, оплакали и забыли меня. В лучшем случае. А в худшем просто убрали с глаз долой. Значит, и я теперь сама за себя».

Только любовь к сыну перевешивала внезапно обрушившиеся на нее чувства к интенданту. Илиас сдерживал ее порывы и возвращал к трудным мыслям о том, почему она оказалась на острове и как ей отсюда выбраться. Одной улыбкой малыш топил весь лед в ее сердце. Ради него она готова была обманывать, юлить, врать даже Сулему, испытывать терпение судьбы. Все ради его безопасности. Все ради лишней минутки рядом с ним.

В одну из таких обеденных вылазок, Габриэлла задержалась в «домике» дольше обычного. Она кормила и укачивала сына. А потом решила заодно и переодеть. У персонала детского дома, который состоял из нескольких вольных женщин, ушел на выходной. Постоянно жила с детьми только старая Дивал, а у нее руки до гигиенических процедур без помощников дойдут только к вечеру. Закончив и поцеловав на прощание ребенка, она пулей выскочила на улицу. Надо было возвращаться на смену как можно быстрее, пока никто из надзирателей ее не увидел.

– 320-я! Стоять! – грубый окрик нагнал ее почти сразу.

«О нет! Дерна! Пропала я!», – с ужасом подумал Би, но не подав виду, повернулась к надзирательнице.

– Почему не на смене? Отряд заступил десять минут назад! – рявкнула ей в лицо Дерна.

– Не уследила за временем, простите, – тихо, стараясь не смотреть на жуткую женщину, ответила Габриэлла.

– Думаешь, ты хитрее всех? Думаешь я не знаю, кого ты прячешь от начальства?

Арестантка испуганно подняла глаза. «Боги! Как она узнала? Только не Дерна!»

– За временем не уследила, говоришь?

Би осторожно кивнула.

– Ну так сейчас я твое чувство времени подправлю, – с этими словами надзирательница со всей силы наотмашь ударила ее по лицу, сбив с ног. Би упала, неудачно придавив собственным телом правую руку, но, не обращая внимания на боль, сразу попыталась сгруппироваться и встать. Потому что весь лагерь знал как любит это чудовище считать чужие ребра. Но как она не старалась, сапог надзирательницы оказался быстрее. Удар пришелся в живот, Би задохнулась и сжалась в комок, уткнувшись лицом в померзшую траву. «Вставай, вставай!». Еще один удар выбил из нее сдавленный стон. Она инстинктивно попыталась закрыться от побоев дрожащими руками.