Дочь палача
Шрифт:
— Значит, нам нужно обратиться к этому письму, — сказал Андреас. — Вы не помните, о чем она писала?
— Оно у меня с собой, — сказал он и полез в карман.
— Прекрасно! — сказал Андреас.
— Будем ждать судью? — спросил Таральд.
— Этого идиота? — фыркнул Бранд. — Он и так уже испортил все дело. Мы перескажем ему содержание письма как-нибудь потом. Вы не могли бы прочитать его вслух?
— Да.
Августина писала:
«Дорогой брат!
Я только что нанесла визит глубокоуважаемой мадам Сване —
(Боже мой, подумали многие из присутствующих, что за выражения! )
С двумя из них я встретилась, но они оказались не в моем вкусе. Но сегодня я встретилась еще с одним, очень подходящим мужчиной, знатным и состоятельным. Так что завтра после обеда я еду в Гростенсхольм, чтобы лучше познакомиться с его владениями.
Я многого жду от этой поездки, он повезет меня в своей карете. Так что я покидаю этот жалкий постоялый двор и вернусь домой, как только все определится. Не забудь…»
— Нет, дальше идут тривиальные наставления, — закончил он, складывая письмо.
— Вот видите, — сказал Бранд, — наконец-то мы напали на след! Вы, конечно же, навещали мадам Сване?
Человек потупил взор.
— Нет, не навещал. Как я уже говорил, я был против того, чтобы моя сестра посещала подобные заведения (выражаясь языком моей сестры), и мне не хотелось связываться с подобного рода домами. Поэтому я приехал прямо сюда.
Андреас встал.
— Итак, чего же мы ждем? Калеб, Маттиас! Сейчас же едем в столицу!
В глазах Эли появилась тревога.
— Но, Андреас, — возразила Матильда. — Как же быть с помолвкой? Подумай о своей возлюбленной! И священник здесь…
— Да, конечно, — пристыженно произнес он, садясь рядом с Эли. — Прости, любимая, я несколько погорячился.
Улыбнувшись, Эли сжала его руку.
— Вы трое перекусите и немедленно отправляйтесь в город, — сказала Габриэлла. — Думаю, это не следует откладывать до завтра. А после вашего приезда мы отпразднуем помолвку.
— А как же моя длинная речь? — недовольно произнес Калеб. — О том, что не только не потерял дочь, но еще и приобрел сына и все, что к нему прилагается?
— Тебе придется пока на этом закончить, — сказала Габриэлла, — а остальное оставить до свадьбы. Когда ты напоишь всех гостей так, что они будут валяться под столом, ты сможешь произнести свою марафонскую речь!
— Пожалуй, ты права, нам следует сейчас же отправляться в путь.
Приезжий тоже встал и произнес:
— Было бы очень любезно с вашей стороны, если бы вы… Дело в том, что Августина имела при себе большую сумму наличными, и поскольку наследником являюсь я, то…
Вот оно в чем дело!
— Конечно, — коротко сказал Калеб. — Но я думал, что вы… уже получили деньги от того неизвестного, имеющего серьезные намерения человека
Приезжий страдальчески посмотрел на него.
— Вы действительно хотите ехать в Кристианию прямо сейчас? — озабоченно спросила Лив. — Говорят, в Копенгагене свирепствует страшная чума и эпидемия готова вот-вот начаться в Кристиании. Возможно, она уже началась…
— Я ничего об этом не слышал, — сказал Маттиас.
Она всплеснула руками.
— Я так волнуюсь за Сесилию и ее семью. Не могу спать по ночам!
— Габриэльсхус далеко от Копенгагена, бабушка, — сказала Габриэлла. — А папа с мамой такие осторожные, они позаботятся и о малютке Лене.
— Наверняка нет никакой опасности, — стал успокаивать ее Маттиас. — Но я сегодня не смогу поехать с вами, Андреас. Я уже обещал посмотреть двух больных детей. В округе эпидемия кори, а дети — годовалые.
— Да, конечно, тебе следует в первую очередь подумать о них. Мы с Калебом справимся одни.
— Тогда я покидаю вас прямо сейчас, — сказал Маттиас. — Сожалею, что тебе испортили такой день, Эли. Но мы наверстаем упущенное чуть позже! А теперь выпьем за счастье молодых!
Не успели они осушить бокалы, как вернулся мальчик, посланный за судьей, и сообщил, что судьи нет дома, но что он вернется завтра утром.
Хильде показалось, что все вокруг опустело, когда трое уехали — ей не хватало их всех. Но она знала, что теперь ей уже больше всего не хватает не Андреаса. Не то, чтобы она испытывала те же чувства к Маттиасу, этого не было, так легко настроение не меняется. Но у нее было чудесное ощущение, что о ней кто-то заботится. И Маттиас Мейден был в ее глазах просто ангелом.
Нет, хватит называть его ангелом! Она знала, что он был очень человечен, имел обычные человеческие потребности, страсти и недостатки. Но он был таким удивительным! Она улыбалась, глядя через окно, как их фигуры исчезают за холмом. Она видела их силуэты на фоне неба, видела танцующих под ними коней: что-то сказав друг другу, они подняли руку в знак приветствия и разъехались. Калеб и Андреас направились на восток, к большой дороге, Маттиас поскакал по лесной тропинке.
Брат Августины дал им адрес знаменитой мадам Сване. Поздно вечером они подъехали к ее дому, находящемуся на одной из самых красивых улиц Кристиании, и постучали в дверь.
Мадам открыла им. Это была грудастая, напудренная и надушенная женщина, одетая в бархат, выглядевшая очень респектабельной. Все в ее доме свидетельствовало о вкусе, богатстве и благородстве. И о хорошем достатке.
— Чем могу быть полезной господам? — сладким голосом спросила она, глядя на них понимающими глазами.
— Нам нужно кое-что спросить у вас, мадам Сване, — сказал Калеб. Они договорились, что он будет вести переговоры, он был постарше и к тому же знал законы.