Дочь палача
Шрифт:
Хильда, не замечая этого, произнесла вслух:
— Маттиас ходит во сне…
— Откуда ты знаешь? — изумленно спросил Калеб. — Я-то думал, что только Таральд, Ирья и я знаем об этом!
— Он рассказывал мне.
Калеб и Андреас внимательно посмотрели на нее — от них не могло укрыться, куда тянет Маттиаса.
Она натянуто улыбнулась, хотя лицо ее окаменело и побледнело от страха.
— Не думаешь ли ты, что… — с ужасом произнесла Габриэлла.
— Нет, я абсолютно уверена
— Я тоже так считаю, — сказала Габриэлла. — Кстати, вечером здесь был судья. Он придет завтра утром. Что мы ему скажем?
— Что мы скажем людям? — поправил ее Калеб. — Как мы все им объясним?
— Дядя Таральд и колдовство? — задумчиво произнесла Габриэлла. — Одно с другим не вяжется.
— То же самое и с Маттиасом, — пылко произнесла Хильда. — Я думаю, что кто-то использовал их имя.
— Да, наверняка! — испуганно произнесла Эли. — О, как все это мерзко! Какая ложь!
— Нет, этого не может быть! — сказала Габриэлла, обнимая Эли. — Опять нам придется иметь дело с этим судьей! Он сам стал для нас проблемой…
— Да, — сказала Хильда, — простите, что я вмешиваюсь во все это, но…
— Ты член семьи, — сказал Андреас. — Или скоро будешь им! Так что ты хотела сказать?
Она покраснела, поняв его намек. Он делал слишком поспешные выводы.
— Я хочу только спросить: какое место во всем этом занимает оборотень?
— Да, причем здесь оборотень? — сказал Андреас.
— Бабушка Лив права, — сказала Габриэлла. — Слишком много всего сразу! Оборотень сюда не вписывается. Если считать, что дядя Таральд тот человек, это значит, что он привозил из Кристиании одну за другой всех этих женщин в карете, запряженной лошадьми, потом превращался в колдуна, делал из этих женщин покорных ему ведьм, а потом становился оборотнем и загрызал их.
— А их деньги забирал себе, — лаконично добавил Калеб. — Деньги — вот что самое главное! Родственники другой женщины тоже сказали, что у нее было с собой много риксдалеров, когда она исчезла — чтобы встретить своего суженого.
— У дяди Таральда достаточно своих денег, — сказала Габриэлла, — так что ему незачем грабить жаждущих замужества женщин!
— На эту сторону дела мы обращали слишком мало внимания, — задумчиво произнес Андреас. — Вспомните охоту на ведьм в соседней деревне. Судья сказал, что он схватил одну ведьму за день до того, как мы обнаружили трупы.
— Да, — сказал Калеб, — но я не понимаю, какое это может иметь значение в нашем деле?
В дверях показался мальчик с красным, вспотевшим лицом и мутным взором.
— Голова болит… — прошептал он.
— Иди сюда, Йонас, —
И тут же ведьма из соседней деревни была забыта. Хотя Андреас затронул важную тему, не догадываясь о том, что, стоит только довести эту мысль до конца — и можно избежать множества неприятностей.
— Бедный мальчик, — сказала Йонасу Габриэлла. — Ты болен!
— Я ухожу, — сказал Андреас. — Не заехать ли в Гростенсхольм за Маттиасом? Пусть посмотрит мальчика.
— А удобно ли поднимать его среди ночи? Конечно, хорошо иметь в родне своего врача, но о нем тоже надо заботиться.
— Господин Андреас, — затаив дыхание, произнесла Хильда. — Вы ведь ничего не скажете ему о… подозрениях, касающихся его самого и его отца?
— Нет, не скажу, — ответил Андреас, глядя на ее пылающее лицо. — Я только сообщу ему, что завтра у нас назначена встреча. За ночь я постараюсь найти какой-нибудь выход.
— Спасибо! Ложитесь спать, если хотите, — сказала она хозяевам, — я могу посидеть с Йонасом и открою доктору.
Все улыбнулись.
— Хорошо, Хильда.
Андреас ушел, а Хильда укрыла Йонаса пледом и уложила его на диван. Пожелав друг другу спокойной ночи, все разошлись.
Хильда сидела, глядя на покрасневшее лицо мальчика. Йонас, маленький бандит, явившийся в Элистранд с ножом и готовый защищать себя от всех врагов… Сколько же ему было лет? Шесть? Восемь?
— Как болит голова!
— Я намочу в холодной воде полотенце. А у доктора наверняка есть средство от этого. У тебя еще что-нибудь болит?
— Нет. Но все тело ломит.
— Все ясно.
А если Маттиаса нет дома? Что если ей придется просидеть так всю ночь?
Полнолуние еще не наступило.
Откуда у нее появляются эти жуткие мысли? Ей стало по-настоящему страшно.
Наконец внизу послышался стук копыт. Она тут же побежала открывать.
Маттиас, как всегда, был одет в замшевую безрукавку поверх белой рубашки, расстегнутой на шее. Это придавало ему свежий, юный вид, который подчеркивался радостным, приветливым выражением лица и ангельски-голубых глаз. Безрукавка застегивалась на широкую пряжку.
Он был рад, что это она открывает ему.
— Ты еще не спишь, Хильда? Где мальчик?
Йонас обрадовался, увидев доктора. Последнее время Маттиас очень энергично присматривал за детьми в Элистранде. Все время, пока он осматривал мальчика и дружески болтал с ним, Хильда стояла рядом. И как ей было не испытывать расположения к Маттиасу Мейдену, который всегда находил ласковые слова для тех, с кем встречался!
— Корь, — сказал он, взглянув на нее. — Так что вам в Элистранде будет чем заняться. Переболеют все пятеро!