Дочь палача
Шрифт:
Смерть отца сыграла большую роль в ее жизни, этого невозможно было отрицать, с этим трудно было смириться, но так оно и было.
Было ли правдой то, что он сказал — что без нее ему было бы намного лучше? Он привел бы в дом женщину? Значит, Хильда просто выбросила на ветер шестнадцать лет жизни?
Нет, она знала, что он ошибается. Конечно, они действовали друг другу на нервы, но она помнит, как однажды была больна: отец был просто в ярости, он был не в состоянии приготовить себе еду, все валилось у него из рук, он сидел дома голодный, никто не заправлял его
Нет, один он жить не мог. Он бы просто спился, перестал бы вообще есть. А она дала обещание матери.
Хильде никогда не приходило в голову обвинить мать в том, что она разрушила ее юность. Мать продолжала оставаться для нее близким человеком, мать была для нее святой.
Во ржи что-то зашуршало. Сердце Хильды замерло на миг. Она метнула взгляд туда, откуда послышались звуки, но ничего не увидела. Некоторое время она стояла, пригнувшись, так, чтобы ее не было видно из-за высокой ржи, но, поскольку она больше ничего не услышала, она пошла дальше, бессознательно ускорив шаги.
Теперь ее глаза уже привыкли к темноте. Она могла различать деревья, кусты и камни совершенно отчетливо. И если в начале она спотыкалась и шла наощупь, то теперь ее шаги были уверенными. Время от времени нога ее соскальзывала с края канавы, но тропинка между канавой и ржаным полем была сухой, утоптанной и хорошо заметной.
Больше всего ее беспокоило то, что не пришел Маттиас.
Вся деревня знала, что она собирается в свою избушку, чтобы найти улику против убийцы. Так что он тоже должен был знать об этом, где бы он ни находился. Он должен был тут же придти, чтобы отговорить ее от этой глупой затеи.
Но он не пришел.
Она снова остановилась.
Что это за звуки?
Как раз в этот момент она споткнулась о ком земли, так что звук получился неясным, но все же показалось, что из леса доносился вой или лай собаки.
Она долго стояла и прислушивалась, но эти звуки больше не повторялись. Лес казался необычайно тихим, даже слабый ветерок не долетал до верхушек деревьев.
Бывает ли более мертвый пейзаж?
Внезапно небо просветлело.
Хильда подняла голову: пелена облаков прорвалась и в просвете показалась луна, бледная и таинственная, покрытая дымкой.
Этот свет не подействовал на нее успокаивающе: если ей лучше видно, то и она сама становится более заметной для других. В темноте скрываться было легче.
Луна снова исчезла. Но Хильда успела сориентироваться. Она была ближе к лесу, чем думала. Другая мысль пришла ей в голову: а если эти притаившиеся стрелки — или как их там называют — ошибутся из-за своей нервозности? Хильда опять захотела, чтобы вышла луна.
Может быть, ей следует петь, чтобы они поняли, кто это? Нет, так они не договаривались и к тому же всем сразу станет ясно, где она, в том числе и тому, кто не должен об этом знать.
Почему же не пришел Маттиас?
Перед ней мрачной стеной стоял лес. Здесь притаились люди судьи. Она надеялась, что они-то не подведут, потому что это был самый опасный участок.
Первый отрезок она
Этот участок пути, по обе стороны которого был лес, казался ей самым страшным. Но наверху, возле избушки, ее ждал Андреас. Было так хорошо думать об этом! Калеб тоже должен был караулить среди ржаного поля, хотя и не попался ей на глаза.
А ведь ей еще предстоял обратный путь.
Если только все обойдется.
Вот здесь они с Маттиасом сидели среди цветочной поляны и вели такую замечательную беседу. Где теперь эти цветы? Она различала белеющие во тьме ромашки. Как ее шокировали тогда его вопросы! О чувствах взрослой женщины, столько лет прожившей в одиночестве. О том, что она возбуждает его чувственность… Да, это так, в ней еще так много нерастраченного, в ней так сильна потребность любить кого-то, в двояком смысле этого слова. И он признался тогда, что влюблен в нее. Она не поверила, да и теперь она сомневалась в этом! Почему же он не пришел! Может он, как и другие, стал на вахту где-то на пути ее следования?
Она так не думала, Маттиас не допустил бы этого. Если он любит ее…
Как им только удается соблюдать такую тишину? А они, в самом деле, здесь?
Ей снова стало страшно. Одна и та же мысль вертелась у нее в голове: ее обманули! Она была совершенно одна среди леса! Все приличные люди давно уже спят, покрепче заперев двери домов. Одна только она бродит неизвестно где. Она и еще…
Если ей придется бежать от неизвестных преследователей — какой дом ближе? Липовая аллея? Возможно. Если бежать через пашню, на которой Андреас нашел четыре трупа. Или хижина Йеспера в горах? Нет, там сейчас пусто, Йеспер в Гростенсхольме.
Гростенсхольм тоже был близко. Но дорога туда была хуже. Так что оставалась Линде-аллее. Впрочем, она знала, что туда она все равно не добежит. От человека она еще, возможно, смогла бы убежать. Но она помнила о том страшном, хромом, подскакивающем звере, бегущем к Элистранду: от него ей бы не удалось спастись.
Хильда снова остановилась — уже в чаще леса. Она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы не так билось сердце.
Целых шестнадцать лет она жила в лесной избушке — и теперь, когда она снова идет туда, ее прошибает от страха пот! С колотящимся сердцем, готовая в любой момент сорваться с места и бежать куда глаза глядят, она углубилась в чащу леса.
Там было совершенно темно. Но она знала эту дорогу, полагаясь больше на чутье, чем на зрение.
В чаще стояла мертвая тишина. Легкий шорох сломанной и упавшей на землю ветки казался ей пушечным выстрелом, и ей приходилось напрягать всю свою волю, чтобы идти дальше.
Внезапно страх накатил на нее. Ее руки окаменели, пальцы растопырились, нервы напряглись до предела, в голове зашумело. Ей хотелось крикнуть: где вы все? Скажите, где вы? Скажите, что я не одна!
Никто там, в чаще леса, не движется? Может быть, там сторожевой пост?