Дочь пекаря
Шрифт:
– Приедет минут через пять, – сказал тот же голос.
– Я говорю, – Рики привстал и схватил Берта за рукав, – я в порядке.
Берт похлопал его по дрожащей руке:
– Ты-то в порядке, а вот он нет.
Девушка рыдала.
– Lo siento. Tuvimos que hacerlo para nuestra familia. Mi hermano. Por favor. Se~nor, se~nor, se~nor [55] , – закричала она и попыталась уцепиться за Рики.
Пограничник заломил ей руку за спину, поставил
55
Зд.: Простите нас. Мы же ради семьи. Мой брат. Умоляю вас. Господи, господи, господи (исп.).
– У пацана в штанах триста граммов кокаина, – сказал Берт. – Сообразил, что его по-любому повинтят. Чуть было… – Он вытер пот с шеи. – Я его в ногу, остановить хотел. «Скорая» уже едет.
Рики провел рукой по лицу. Кровь. Берт помог ему сесть.
– Он тебе в лицо заехал. – Кадык у Берта дрогнул.
– Адски больно. – Рики судорожно вздохнул. Между глазниц и в затылке пульсировала жгучая боль.
Полицейские и пограничники выводили людей.
– Агент Мозли, – позвал шеф Гарца. – Парень с сестричкой, похоже, наркокурьеры. «Койот» говорит, что не знал. Когда выяснил, дал ей в глаз.
– Его поймали?
– Угу. Зовут Карл Бауэр. Что смешно, даже не латинос. Из Небраски. Приводы уже были. Приехал в Мексику наживаться на переброске. Один чумазый сказал, тут каждый по четыре штуки баксов забашлял за попытку.
– А тот парень на Рио?
– Не-а, – ответил Гарца. – Местный. Проверили. Легальный.
– Черт, – Берт покачал головой, – вылитый мексиканец. А чего ж побежал-то?
– Потому что мы за ним погнались, – сказал Рики.
– Карл прятался в соседнем трейлере. Сказал там женщине с ребенком, что даст десять тысяч, если не будут рыпаться. Пацан так перепугался, аж в штаны написал. Только он за дверь, мать вызвала 911, – пояснил Гарца.
– Вот тупица, – сказал Берт. – Это ж она нам то укрытие сдала.
Рики вспомнил хмурую женщину и ее сынишку на трехколесном велосипеде: «Пока! Пока-пока!» Она ведь тоже мексиканка. Может, тоже считает, что законы нужны, даже если не очень понятно зачем. Лучше быть на стороне властей, чем против них.
И все же, когда приехала «скорая» и стала светить на его лоб фонариками, Рики подумал, что можно бы и по-другому – без ненужных страданий и нелепых смертей. Чтоб и родине служить, и совесть не мучила.
– У вас приличная ссадина и сотрясение, – сказал врач. Жвачка во рту только усугубляла его испанский акцент. – Еще повезло. Говорят, он вам чуть шею не сломал. Голову с плеч мог снести. – Он протянул Рики две таблетки тайленола. – Отдыхайте и постарайтесь недельку не биться головой. Дома есть кому за вами приглядеть?
Рики не ответил. Проглотил таблетки не запивая. Они царапнули горло.
Он винил во всем Ребу. А может, дело не в ней. Может,
Двадцать три
Пекарня Шмидта
Гармиш, Германия
Людвигштрассе, 56
24 января 1945 года
– Вот так сюрприз, – сказала фрау Раттельмюллер и откашлялась, прикрывшись рукавом пальто. В кухню дохнуло морозом.
– Я увидела дым из трубы. – Она постучала клюкой по косяку. – Ты рано затопила печь, я подумала – булочки уже готовы.
Элси сглотнула и заслонила собой Тобиаса.
– Приходите в шесть. Мы не открываемся раньше, вы же знаете. Родители в отъезде, и у меня нет времени для специальных заказов. Простите, но вам придется ждать, как всем.
Фрау Раттельмюллер заглянула ей за спину.
– А у тебя помощник. – Она клюкой указала на Тобиаса: – Маленький эльф.
Элси окаменела.
– Уходите, прошу вас.
Она двинулась к двери. Накинуть цепочку, проводить Тобиаса в тайник, сделать вид, что все это страшный сон. О последствиях и думать невыносимо. Теперь даже Йозеф ее не спасет.
Тобиас съежился у печи. В топке трещали и шипели дрова.
– Он еврей? – не сдавалась фрау Раттельмюллер.
Колени у Элси подогнулись. Старуху не выгонишь – пойдет отсюда прямиком в гестапо.
– Еврей? – Она выдавила неловкий смешок. – Нет, это…
– Потому что он очень похож на еврейского мальчика, которого гестапо искало в сочельник. – Фрау шагнула в кухню и закрыла дверь. – Ко мне тоже приходили, бедная Матильда аж в шаровую молнию превратилась.
Фрау села, морщинистым подбородком оперлась на клюку.
– Вы ошибаетесь, – сказала Элси. Щеки у нее пылали, как угли в печи. В ушах стоял пронзительный звон. Вдохнуть не удавалось.
– Иди сюда, мальчик, – сказала фрау Раттельмюллер.
Элси взяла его за руку:
– Это мой племянник Юлиус. Сын Гейзель.
Фрау Раттельмюллер прищурилась:
– Тогда скажи-ка мне, с каких пор немецких мальчиков метят, как евреев в лагере?
Тобиас закатал рукава до локтей. На левой руке татуировка: десять цифр. Тобиас одернул рукав.
Фрау Раттельмюллер фыркнула и ударила клюкой в пол:
– Не лги мне, дитя. Я слишком хорошо знаю твою семью. Это не в твоей крови – обманывать.
Она ухмыльнулась, оскалив желтые зубы. Элси вспомнила детскую пластинку, давний папин подарок, «Петя и волк». В голове запели французский рожок волка, Петины скрипичные рулады.
Солнце поднималось, но в комнате темнело, по углам сгущались тени. Элси вонзила ногти в ладони, постаралась успокоиться. Надо сообразить, объясниться, но в голову ничего не приходило – только дрова стонали и повизгивали в печке.