Дочь похитительницы снов (Хроники Эльрика из Мельнибонэ - 5, Книга 3)

Муркок Майкл

И исчез.

– Где Оуна?
– выпалил я. Эльрик попытался было ответить, но его колени подломились, и он рухнул бы наземь, не подхвати я его в последний момент. Выпавший из руки меч лязгнул о камень.

Сколько же сил отбирает колдовство? Жив ли мой двойник?

Я нащупал пульс. Жив! Отодвинул веко - Эльрик был в обмороке, можно даже сказать, в сверхъестественном трансе, вызванном контактом с элементалом. Дышал он тяжело, будто одурманенный лекарствами. Мне доводилось видеть людей в состоянии жуткого опьянения - и те, кто принял на грудь излишнее количество легендарного "Микки Финна", выглядели, честное слово, живее Эльрика.

Впрочем, я не сомневался, что умирать он не собирается.

Может, оставить его здесь и пойти поискать Оуну? Здравый смысл подсказывал, что она вполне способна сама позаботиться о себе. А если она вдобавок сменила обличье - перекинулась в пресловутого белого зайца, - я ее ни за что не найду. Но что, если Эльрик отдал ее Меерклару как заложницу? В конце концов, она - его дочь, он вполне мог счесть, что волен распоряжаться ее судьбой по собственному усмотрению. Мог потребовать, к примеру, чтобы она вернулась домой вместе с ним.

Из туннеля донесся звук. Сперва я решил, что это возвращается пантера. Но вскоре осознал свою ошибку: цокали конские копыта, звякала упряжь, лязгало оружие.. К пещере приближался конный отряд. Кто это - прежние обитатели пещеры или же те, о ком я забыл и не хотел бы вспоминать?

Другого выхода из пещеры не было, а человек, способный нас защитить, лежал в обмороке на каменном полу. Оуна, у которой был лук, куда-то пропала. А я мог сражаться разве что голыми руками.

Я опустился на колени рядом с Эльриком, пытаясь расшевелить его, но он ничего не чувствовал. Дыхание его было глубоким и замедленным, как у впавшего в спячку животного, и он все еще был без сознания.

Я неохотно протянул руку к Равенбранду, лежавшему неподалеку. В тот самый миг, когда мои пальцы сомкнулись на рукояти меча, в пещере появился всадник с факелом в руке. За ним второй, третий...

Наши кони радостно заржали, приветствуя сородичей, которые тоже не остались в долгу. Хриплый голос выкрикнул что-то по-немецки.

Мои пальцы стиснули рукоять меча. Свет факела наполовину ослепил меня, но я все же поднялся, опираясь на меч, и встал перед всадниками. Итак, Гейнор нас отыскал. Должно быть, он или кто-то из его людей заметил зажженный мною огонек - или пантеру, покидавшую пещеру.

Мой кузен не отказал себе в удовольствии как следует посмеяться.

– Замечательная гробница, не находишь, Ульрик? И никто не узнает, где могилка твоя. Утешайся тем, что никто и не осквернит твоей могилы.

Он производил впечатление - в своих серебряных доспехах, с черным клинком на левом бедре и с другим мечом на правом. Вдобавок его окружала некая магическая, видимая глазу аура, а лицо из-под открытого забрала прямо-таки излучало здоровье. Он возвышался передо мной воплощением силы и могущества и насмехался над моим ничтожеством.

Но я был уже не тот, что прежде.

Гнев помог мне превозмочь страх. Я вскинул Равенбранд, стиснул рукоять обеими руками, ощутил привычную тяжесть - и непривычный приток сил. В меня хлынула энергия, похищенная мечом у тех, кого он недавно сразил; кровь забурлила в жилах. Я зарычал. Расхохотался. Я смеялся над моим кузеном Гейнором фон Минктом, предвкушал ожидающую его участь.

Прежний фон Век обеспокоенно наблюдал за происходящим изнутри меня, а та половина сознания, которую я унаследовал от Эльрика, была готова к бою.

– Здравствуй, Гейнор, - услыхал я собственный голос.
– Спасибо, что избавил меня от необходимости гоняться за тобой. Я убью

тебя.

Гейнор усмехнулся. Усмешка его стала шире, когда он заметил распростертого на земле мелнибонэйца. Должно быть, я выглядел не слишком убедительно изможденный, в обносках одежды двадцатого столетия, с черным мечом в руках. Но все же во взгляде Гейнора мелькнуло сомнение, а Клостерхейм, стоявший рядом с моим кузеном, явно воспринял мои слова всерьез. Он пристально посмотрел на меня, перевел взгляд на неподвижного Эльрика...

– Что ж, кузен, - проговорил Гейнор, кладя ладонь на рукоять одного из своих клинков, - ты, вижу, предпочел тьму свету. Ваша семья всегда отличалась пристрастием к темноте, не так ли?

Я пропустил оскорбление мимо ушей.

– С нашей последней встречи, принц Гейнор, ты только и делал, что убивал. Ты уничтожил целый народ.

– А, ты про офф-моо? Что тебе до них, кузен? Что тебе до них? Они жили в замкнутом мирке и тешили себя иллюзиями. Решили, что раз до сих пор никому не удалось их покорить, они неуязвимы. Все равно что англичане в нашем с тобой мире. Похожая логика, верно?

Я не собирался обсуждать имперскую политику и философию изоляционизма. Я твердо решил убить Гейнора. Во мне нарастала прежде неведомая и оттого еще более жгучая жажда крови. Не скажу, чтобы ощущение было приятным, но я ему не сопротивлялся. Что это - реакция на угрозы Гейнора? Или меч передает мне всю ту ненависть, какой он раньше питал Эльрика?

Энергия переполняла меня, все смутные желания, бурлившие в моей душе, слились воедино, оформились в одно-единственное - убить Гейнора и тех, кто пришел вместе с ним. Я предвкушал, как меч вонзится в плоть, как разрубит кость, как скользнет по мышцам и гладко, будто нож в масло, пройдет сквозь внутренности, оставляя за собой кровавые руины. Предвкушал восторг, который наполнит мою душу, когда меч заберет вражескую жизнь и передаст мне жизненную силу убитого. Солдаты Гейнора были для меня сейчас овцами на заклание, а сам Гейнор воспринимался как наиболее лакомый кусочек. Я тяжело, с хрипом дышал; мой рот наполнился соленой слюной, в ноздри ударили запахи - каждый из противников имел свой собственный запах. Я чуял запах крови, плоти и пота. Я даже уловил аромат слез - когда убил первого наци, и он, умирая, успел оплакать свою душу.

Под сводами пещеры пошло гулять эхо, разносившее крики, ржание лошадей и лязг металла. Меня захватила горячка боя. Двоих врагов я убил прежде, чем сумел это осознать, и их души укрепили мою руку. Я двигался безостановочно, меч в моей руке извивался, как живое существо, и убивал, убивал, убивал. А я я хохотал, завывал по-волчьи и посвящал всех, кто падал под моими ударами, своему покровителю, герцогу Ариоху.

Гейнор, разумеется, укрылся за спинами своих приспешников. И Клостерхейм тоже решил не лезть на рожон. Чтобы добраться до них, мне пришлось прорубаться сквозь толпу.

Мой кузен вдруг выхватил что-то из-за пазухи. Золотой посох, ослепительно сверкавший в полумраке и словно заключавший в себе все мироздание. Гейнор выставил посох перед собой, будто оружие, затем извлек из ножен Бурезов - меч, украденный у моего двойника, близнец Равенбранда.

Я нисколько не встревожился. Мой клинок продолжал прокладывать тропу сквозь ряды врагов. Гейнор выругался, сунул посох обратно под доспехи, натянул поводья; Бурезов заскулил как побитый пес. Этот меч не ляжет в ножны, пока не утолит свой голод, - уж такова его природа.