Дочь похитительницы снов (Хроники Эльрика из Мельнибонэ - 5, Книга 3)
Шрифт:
Оуна зачарованно глядела на происходящее. В этом она была истинной дочерью своего отца. А я, не стану скрывать, то и дело отворачивался, не в силах видеть мучений жертвы. Впрочем, даже когда я отворачивался, перед моими глазами все равно стоял Эльрик - голова запрокинута, алые глаза устремлены в непроглядную тьму, рот раскрыт то ли в песне, то ли в крике, белая кожа тускло светится, огромный черный меч в руке пожинает кровавую жатву. А от песни было не укрыться, она настойчиво лезла в уши, с каждым тактом мелодии обретая дополнительную силу.
Самое жуткое заключалось в том, что благодаря колдовству
Слава богу, пение Эльрика заглушало вопли нациста, его истошные мольбы о пощаде и исполненные боли стоны.
Человек и меч действовали заодно - два разума слились воедино, соединенные кощунственной порукой. Я никогда не думал, что мой Равенбранд будут использовать таким образом. Прикосновение Эльрика словно пробудило в мече все дурное, что накопилось в нем за многие века. Алые руны на лезвии пульсировали точно артерии. Клинок с наслаждением чертил кровавые линии на теле несчастного солдата.
Более отвратительное зрелище трудно себе представить...
Я вновь отвернулся. Но тут Оуна судорожно вздохнула, почти всхлипнула, и я снова повернулся к Эльрику и его жертве.
Над телом солдата тьма сгустилась, из нее проступали некие зыбкие очертания, тщетно пытавшиеся обрести законченную форму. Постепенно, словно удав, этот сгусток тьмы окутал солдата, заколыхался - и взметнулся вверх, заклубился облаком над уступом. Внутри облака сверкали крохотные молнии цвета человеческой крови, а солдат уже не скулил - верещал как свинья на бойне. Похоже, он догадался, что его недавние мучения были лишь предвестием поистине невероятной, непостижимой муки. Наконец облако снизилось и проглотило нациста целиком.
Я услышал голос Эльрика:
– Отец Ветров, Отец Пыли, Отец Воздуха, Отец Грома! Х'Хааршанн, древнейший из Отцов! X'Xa-аршанн, первый из Отцов!– язык заклинания был мне знаком, так же, как и суть обряда (ведь при мне были все воспоминания Эльрика), и я знал, что мелнибонэец готовится принести жертву тому, кого вызывает.– Древний! Древний! Я принес тебе дар, достойный х'Хааршанна! Прими этот дар, прошу тебя!
Облако сыто фыркнуло, издало негромкий свист.
Снова заплясали алые молнии, сложились в лицо старика - густые брови, глубоко посаженные глаза, длинные волосы ниспадают на плечи, беззубый рот... Язык облизал губы, как бы подчеркивая, что жертва принята. Потом на старческом лице возникла усмешка.
– Ты знаешь, как накормить старого друга, принц Эльрик, - голос духа напоминал шелест ветра в листве.
– Я всегда готов услужить тебе, Древний, - мой двойник вложил окровавленный меч в ножны и теперь стоял перед духом, разведя руки в стороны.– И никогда не нарушу своего слова. Ты помогал моим предкам, и я чту твою помощь.
– Да-а-а...– глубокий вздох.– Немного нынче тех, кто помнит. Я готов выполнить твою просьбу, Эльрик. Чего ты хочешь?
– Кто-то привел в этот мир твоих сыновей. Они ведут себя неподобающим образом и причинили большой урон.
– Такова их натура. Они делают то, что должны делать.
– Твоя правда, Древний, - Эльрик бросил взгляд на труп нациста. Как ястреб съедает свою жертву целиком, оставляя только перья, так и Древний уничтожил бренную плоть, отбросив лишь окровавленные лохмотья, бывшие когда-то эсэсовским мундиром.– Твоих сыновей привели сюда мои враги - привели, чтобы погубить меня и моих друзей. Облако заколыхалось.
– Никто кроме тебя не приносит мне столь сладостных жертв. А у моих сыновей достаточно забот в других местах.
– Твоя правда, Древний, - повторил Эльрик.
– Только ты, смертный, ты один знаешь, как ублажить старика.
Эльрик вскинул голову, и наши взгляды встретились. Язвительная насмешка в его взоре заставила меня с негодованием отвернуться. Я знал, что Эльрик Мельнибонэйский - человек лишь по виду, что в его жилах течет кровь иной, более древней и более жестокой расы. В моем мире его наверняка причислили бы к маньякам и заперли бы в лечебнице для душевнобольных. Но для Эльрика кровавые обряды были образом жизни, на Мелнибонэ эти обряды возвели в искусство и ходили смотреть на них, как люди ходят в театр. Мелнибонэйцы славили жертву, которая умерла стильно, которая смертью своей доставила зрителям удовольствие. То, что Эльрик проделал с нацистом, не могло вызвать у него угрызений совести. Он делал то, к чему привык сызмальства.
Между тем Древний размышлял.
– Не желаешь ли покушать снова?– осведомился Эльрик. Уловка сработала: вкусив человеческой плоти, Древний несомненно хотел продолжить пиршество.
– Я навещу своих сыновей, - изрек дух, - Они тоже утолили голод.
Старческое лицо исчезло, распалось на тысячи алых молний, и облако сначала взмыло вверх, а затем устремилось во тьму, оставляя за собой призрачный светящийся след.
Я посмотрел на лагерь Гейнора. Там заметили неладное. Труги развернулись в нашу сторону. Один кинулся к хиленькой палатке посреди лагеря - колышки вбиты прямо в камень, - которую Гейнор, похоже, сделал своим штабом.
Выходит, мучительная смерть солдата была бессмысленной. Древний исчез. Десять светящихся вихрей по-прежнему охраняли лагерь. Омерзительный ритуал, совершенный Эльриком, только Привлек внимание к нашему укрытию.
Из лагеря выступил отряд тругов. Они нас не видели, но, с их обонянием, им не составит труда отыскать наше укрытие. Я огляделся, высматривая путь к отступлению. На что нам рассчитывать? На лук Оуны? На меч в руках моего двойника - окровавленный, опозоренный? Не знаю, смогу ли относится к мечу как прежде. Впрочем, для начала хорошо бы выжить...
Труги стали карабкаться по скалам. Я пошарил вокруг, набрал камней поувесистее.
Эльрик опустился на колени, совершенно обессиленный. Может, броситься к нему, забрать меч? Но одна только мысль о прикосновении к Равенбранду наполнила меня отвращением.
Оуна вынула стрелу, наложила на тетиву, прицелилась.
Она дважды оглядывалась через плечо, словно не веря, что ее отец дал себя обмануть, что Древний принял жертву - и сгинул, отказав нам в помощи, которую вроде бы посулил.