Дочь снегов. Сила сильных

Лондон Джек

— Что я наделала? — горевала Фрона и, исчезнув в объятиях меховой шубы, ухитрилась крепко, почти до боли сжать руку отца.

— Нужно было поддержать игру, — прошептал он. И на этот раз его рука крепко сжала руку дочери.

— А теперь, полковник, не знаю, какие у вас планы, да и знать не желаю. Извольте забыть о них. У меня дома найдется достаточно места и единственный по эту сторону полярного круга ящик настоящего шампанского. Разумеется, вы с нами, Корлис, и… — Взгляд его скользнул по капитану Александру, едва задержавшись на нем.

— Само собой, — последовал немедленно ответ, хотя у высшего

должностного лица Северо-западной области было достаточно времени, чтобы как следует взвесить возможные последствия такого неофициального поступка. — Сани с вами?

Джекоб Уэлз, смеясь, поднял ногу, обутую в мокасин.

— Ну, насчет пешего хождения бросьте! — Капитан живо устремился к дверям. — Сани будут поданы прежде, чем вы успеете собраться. Я велю заложить трое саней с колокольчиками!

Таким образом, ожидания Тресуэя блестяще оправдались, и Даусон получил полное удовольствие, когда трое саней с тремя солдатами в алых формах на месте кучеров пронеслись по главной улице. Обыватели только глазами хлопали, узнавая седоков.

— Мы будем жить тихо, — сказала Фроне Люсиль. — Мир не кончается Клондайком, и лучшее еще впереди.

Но Джекоб Уэлз держался другого мнения.

— Мы должны наладить это дело, — сказал он капитану Александру, и капитан Александр в ответ на это заявил, что не привык пятиться назад.

Первая разразилась громовыми раскатами миссис Шовилль; она взбудоражила других дам и погрузилась в хроническое брюзжание.

Люсиль бывала только у Фроны. Но Джекоба Уэлза, вообще очень редко ходившего в гости, можно было часто видеть у камина в доме полковника Тресуэя, причем он почти всегда приводил с собой еще кого-нибудь.

— Что вы делаете сегодня вечером? — спрашивал он у случайно встреченного знакомого. — Ничего? Так пойдемте со мной.

Иногда он произносил эту фразу с невинностью и кротостью ягненка, иногда в глазах его, под мохнатыми бровями, загорался вызов, и редко-редко не удавалось ему залучить намеченного спутника. У этих мужчин были жены, и они таким образом вносили раздор в ряды оппозиции.

Кроме того, в доме полковника Тресуэя можно было найти кое-что кроме слабого чая и легкой болтовни, и корреспонденты, инженеры и приезжие дельцы старательно утаптывали дорогу в этом направлении, хотя проложить ее в первый раз было далеко не легким делом. Так дом Тресуэя сделался центром даусонской жизни и, пользуясь поддержкой коммерческого финансового и официального мира, не мог не процвести, наконец, и в качестве общественного кружка.

Единственным неприятным последствием явилось то, что жизнь миссис Шовилль и нескольких других представительниц ее пола сделалась значительно однообразнее и что вера этих матрон в непоколебимость некоторых традиций и истин сильно пошатнулась. Кроме того, капитан Александр в качестве высшего должностного лица был силой в стране, а Джекоб Уэлз — главой всемогущей Компании, и на Севере давно уже существовало суеверное убеждение, что дурные отношения с Компанией влекут за собой беду. Прошло немного времени, и во враждебном лагере осталась лишь небольшая кучка человек в десять, на которых попросту махнули рукой.

Глава XXII

Весной из Даусона начался настоящий исход. Те, у кого были заявки, и те, у кого их не было,

покупали собак и устремлялись по последнему льду в Дайю. Случайно обнаружилось, что большинство собак принадлежит Дэву Харнею.

— Собираетесь в путь? — спросил его однажды Джекоб Уэлз, когда полуденное солнце в первый раз ласково пригрело кожу.

— Нет, что-то не хочется. Я зарабатываю по три доллара на паре мокасин, которые скупил в свое время, не говоря уже о том, что мне сулят в близком будущем сапоги. Послушайте, Уэлз, насколько я помню, вы не так давно подвели меня с сахаром, верно?

Джекоб Уэлз улыбнулся.

— И клянусь тысячью чертей, я отыгрался. Скажите-ка, есть ли у вас непромокаемые сапоги?

— Нет, мы распродали их в самом начале зимы.

Дэв тихонько ухмыльнулся.

— И скупил их не кто иной, как я.

— Не может быть! Я дал специальное распоряжение приказчикам, чтобы их не продавали партиями.

— Совершенно верно. По паре на человека, и по человеку на пару, а в результате несколько сот пар. Да ведь все эти покупатели бросали на весы мой песок! Что, выкушали? Пожалуйста, на здоровье! Ну-ка, раскошеливайтесь теперь. Так и быть, сделаю вам скидку. В путь? Нет, уж в этом году не собираюсь. Расчета нет.

В середине апреля на Ручье Гендерсон началась забастовка, обещавшая разрастись в нечто значительное, и Сэн Винсент отправился на реку Стюарт. Немного позднее Джекоб Уэлз, имевший дела в Логе Галлагара и заинтересованный в медных рудниках на реке Белой, поехал в ту же область, захватив с собой Фрону, ибо поездка эта носила скорее увеселительный, чем деловой характер. Тем временем Корлис и Бишоп, которые были уже около месяца в пути и странствовали по Майо и области Мак Квесчен, свернули по левому притоку Гендерсона, чтобы осмотреть там ряд заявок.

Однако к маю весна настолько подвинулась, что передвижение по ручьям сделалось не безопасным, и золотоискатели по последнему тающему льду стали спускаться к группе островов, расположенных у устья реки Стюарт. Там они разбивали временные лагери или просили гостеприимства у местных жителей. Корлис и Бишоп поселились на Расстанном острове (его прозвали так оттого, что прибывавшие с берега партии обычно разбивались здесь и направлялись в различные стороны), у Тома Макферсона, который жил там с известным комфортом. Несколько дней спустя туда же с реки Белой случайно приехали Уэлзы и разбили палатку на возвышенной верхней части острова. Несколько измученных чечако, первые ласточки весеннего прилета, явились перед самым вскрытием реки. Некоторых золотоискателей таяние льда заставило высадиться на берег, чтобы дождаться там вскрытия реки и соорудить плоты или приобрести у местных жителей лодки. В числе последних был Курбертэн.

— Ах! Изумительно! Великолепно! Не правда ли?

Так приветствовал он Фрону, встретившись с ней на следующий день после приезда.

— Что именно? — спросила она, протягивая ему руку.

— Вы! Вы! — он снял шляпу. — Я в восторге!

— Право… — начала Фрона.

— Нет, нет! — перебил ее француз, с жаром потрясая своей вьющейся шевелюрой. — Нет, не вы. Посмотрите. — Он указал ей на пирогу, за которую Макферсон только что содрал с него тройную цену. — Челнок! Разве это не находка?