Дочь Волдеморта
Шрифт:
— Гермиона! Джинни! — раздалось позади.
Они обернулись и увидели быстро идущую к ним Полумну Лонгботтом. Она повзрослела, вытянулась и, казалось, стала еще бледнее. В лимонном халате с эмблемой больницы, собранными сзади волосами и огромными глазами девушка чем-то напоминала сову с выкрашенными перьями. В ней было что-то неуловимо странное, отчужденное.
Полумна догнала их и остановилась.
— Доброе утро, — довольно приветливо поздоровалась она. — Хорошо, что я нагнала вас. Гермиона, прости, пожалуйста, Невилла. Мне кажется, он наговорил тебе грубостей. Он не со зла, просто очень переживает, и стал раздражительным в последнее время. Это от бессилия и ужаса, его можно
Наследница Темного Лорда с внезапным замиранием сердца взяла из ее теплых пальцев стеклянную колбу и быстро сунула в сумочку, поймав краем глаза полуавтоматическое, вовремя сдержанное движение Джинни, хотевшей перехватить руку Полумны на лету.
— Очень красивая девочка, — сказала миссис Лонгботтом, задерживая взгляд на спящей в коляске Генриетте. — Хорошо, что хоть она в безопасности. — Полумна говорила искренне, но Гермиону внезапно пробрало дрожью от этих простых слов. — Всего хорошего, девочки. И, Джинни, поздравляю тебя.
— С чем? — с внезапной бессильной злобой спросила рыжая ведьма, вздрагивая.
— М… — неопределенно улыбнулась бывшая когтевранка, — с тем, что и ты можешь не переживать о жизни своих детей, — а потом добавила с ноткой меланхолии: — Главное, не загубить их души.
И с этими словами Полумна, еще раз улыбнувшись ведьмам, развернулась и зашагала к двойным стеклянным дверям, на ходу что-то приглушенно насвистывая.
Джинни молча проводила ее глазами, прикусив нижнюю губу и о чем-то напряженно размышляя. Но она не дала Гермионе поймать своего взгляда: быстро стряхнув оцепенение и развернувшись, толкнула коляску к выходу.
На улице было шумно и многолюдно. Некоторое время обе ведьмы хранили молчание. Гермиона шла следом за катящей коляску Джинни и пыталась игнорировать неотвязные мрачные мысли, клубившиеся в голове.
— Не смотри этого воспоминания, — внезапно сказала младшая Уизли. Она шла немного быстрее Гермионы, опережая ее так, что невозможно было заглянуть в лицо и увидеть глаз.
— Почему? — с легким вызовом спросила женщина. — Что там такое?
— Не знаю. И тебе тоже знать ни к чему. — Она остановилась и, оглядевшись, направила палочку вглубь коляски Генриетты, сотворив в ногах малышки широкие солнечные очки. Затем ведьма убрала палочку и быстро надела их.
Гермиона наблюдала за ее действиями с мрачной решимостью.
— Отдай мне флакон, — сказала Джинни, поворачиваясь к ней. — Я отошлю его Полумне. Обещаю.
— Нет.
— Гермиона, послушай меня. Тебе не нужно смотреть этого воспоминания. Что бы там ни было.
Молодая женщина подняла бровь. В стеклах новых
— Кто такая Ада Афельберг? — тихо спросила наследница Темного Лорда.
Джинни молчала почти полминуты, а потом отвернулась и толкнула вперед коляску.
— Супруга Уинстона Рендольфа Афельберга, предыдущего председателя британского филиала Международной конфедерации магов.
— Предыдущего? — тихо спросила Гермиона, убыстряя шаг, чтобы поспевать за ней.
— Афельберг покинул Королевство, — не останавливаясь, бросила Джинни. Они уже подходили к стоянке такси, — есть сведенья о том, что он скрывается в Канаде. В любом случае на похоронах он не был и супругу свою не проведывал.
— На чьих похоронах?
Джинни досадливо дернула плечами, но было поздно — неосторожное слово уже сорвалось.
— На похоронах Амалии Афельберг, — как можно непринужденнее сказала она.
— Дочери?
— Да. — Они подошли к одной из пустых машин, и Джинни с еле скрываемым облегчением дернула дверцу.
— Давайте подсоблю вам, мадам, — учтиво выскочил из салона водитель–маггл, помогая Джинни уложить в багажное отделение сложенную коляску. Гермиона молча покачивала на руках спящую Етту.
— Поехали.
Она села на заднее сидение вместе с Джинни, и до того, как водитель занял свое место, младшая Уизли успела сказать еще раз тихо, но настойчиво:
— Не смотри это воспоминание, Гермиона.
Глава XVII: Черная Вдова
Я побывала в поднебесье —
Там слишком жарко и светло,
Струятся радужные песни,
И всё так просто и… смешно.
А мне бы блеска полнолунья,
Лесов, закутанных в туман,
В глазах — свободы и безумья,
И ловко сотканный обман.
Чтобы по–волчьи улыбаться,
Ловить дыханья сбитый ритм,
И бесконечно упиваться
Разверстым остовом земным.
Я не такая, как другие,
И мне легко стремиться в ад!
Я отлила сама те гири,
Что нынче на весах лежат.
И я смеюсь в лицо тем многим,
Что всё дают советы мне –
Безликим сирым и убогим,
Таким блаженным на земле!
Я буду демоном в Геенне,
Носящим в пригоршнях огонь,
Мы с однодумцами моими
Поднимем кубки за Него!
И прямо в середине ада
Хлебнем кипящую смолу!
Вот нам награда и услада —
Себя и жизнь отдать Ему…
— У тебя есть Омут памяти?
Люциус смерил Гермиону задумчивым взглядом поверх полупустого бокала эльфийского вина.
— Найдем, — чуть прищуриваясь, ответил он.
Гермиона задумчиво выпустила изо рта дым, заклубившийся причудливыми завитками.
— Отвратительная маггловская привычка, — заметил старший Малфой.
— Ты говоришь, как моя бабушка Джин, — усмехнулась ведьма. И, помолчав, добавила: — Не спросишь, зачем мне Омут памяти?
— А ты ответишь?
— Пока нет, — немного подумав, вздохнула Гермиона.
— Так зачем же тогда спрашивать? — ухмыльнулся ее собеседник, ставя бокал на стол. — Пойдем?
— Пойдем, — решительно сказала женщина и встала, прихватывая висевшую на спинке стула сумочку. — С этим нужно покончить.
* * *
Люциус поставил неглубокий сосуд из черного мрамора, опоясанный по краю резными письменами и символами, на небольшой столик в комнате с камином, где когда-то так часто наследница Темного Лорда проводила время со своим отцом. Сосуд был пуст, и гладкий мрамор внутри отливал в свете зажженных в комнате свечей. Гермиона стояла, в странном оцепенении смотря на Омут памяти и чувствуя какую-то слабость в ногах.