Дочь Волдеморта
Шрифт:
— Отнюдь. Лишь ирония помогает сохранить разум.
— Но можно же что-то изменить, — села на кровати Гермиона, всматриваясь в стальные серые глаза своего собеседника. — Я поговорю с Pap'a!
— Не стоит. Впрочем, Темный Лорд объяснит тебе все лучше меня, il prend toujours par les sentiments [97] .
— Oui, oui, il est charmant [98] , — съязвила Гермиона. И вдруг спохватилась: — Прекрати! Немедленно прекрати это!
— Что прекратить, mon enfant [99] ?
97
он
98
Да, да, он очень мил (франц.).
99
дитя мое (франц.).
— Перестань! Перестань говорить по–французски! Перестань говорить об этом с такой насмешкой!
— Не злись, Кадмина, — Люциус примирительно провел рукой по ее волосам. — Мы вообще больше не будем об этом говорить. И тебе бы я настоятельно рекомендовал не думать об этом больше…
* * *
— Нет, ты полюбуйся!
Багровая от злости Джинни шлепнула на стол свежий номер «Ежедневного пророка».
На развороте под фотографией Темного Лорда на фоне празднующего прошлое первое сентября Даркпаверхауса красовался огромный заголовок: «Внучка Лорда Волдеморта шипит, как речная гадюка», а подзаголовок ниже гласил: «Раздвоенный язык влиятельного основателя».
Гермиона схватила газету и стала быстро читать размещенный под огромными буквами текст:
«Мы отдаем своих детей в самом опасном, с точки зрения дурного влияния, возрасте в со всех сторон сомнительное заведение! Мы доверяем словам людей, чьи поступки, судя по всему, так и не смогли ничему нас научить! Мы утверждаем, что мы мудры и рассудительны, но идем на поводу у самой страшной слабости — бездействия…
Магическое сообщество уснуло, закоченело в слепом безмолвии. От усталости пришло преступное безразличие.
Но ведь это наше будущее, наши собственные дети!
Внучка Лорда Волдеморта в свои полгода уже говорит на парселтанге, но не владеет человеческой речью. Она шипит, как речная гадюка — и это, кажется, совершенно устраивает ее печально известного дедушку. Разве может нормальный ребенок изъясняться, как хладнокровный ползучий гад? Как можно спокойно поощрять подобное, не научив дитя даже говорить по–человечески? Или Лорд Волдеморт считает, что язык змей более соответствует его отпрыскам?
Что это? Попытка восстановить «семейные традиции»? Ведь, как известно, мать и дядя того, кого именуют Темным Лордом, всю свою жизнь плохо владели людской речью, предпочитая ей противоестественное шипение — с подачи полуненормального Марволо Гонта, чье имя Лорд Волдеморт считает настолько достойным, что предпочитает использовать его, забывая «маггловское» первое имя и отказываясь от ненавистной ему фамилии отца в пользу имени рода своей матери?
Лорд Волдеморт во всем решил следовать примеру своего «выдающегося» дедушки?
Но если из своей родной внучки
Задумайтесь!
Лорд Волдеморт изменил свой внешний облик, стал более походить на человека — но он не может перекроить свою суть, свою змеиную сущность, наложившую печать на его душу. Не забывайте о прошлом! Почему болезненные уроки ничему не учат современных волшебников?
Где ваши глаза, где ваши уши? Почему заснул ваш разум, убаюканный лживыми речами?
О, вы, волшебники и ведьмы, вы своими руками укладываете мир под ноги Лорду Волдеморту! Вслушайтесь в эти страшные слова! Кем стали мы, как мы могли такими стать? За что же умирали наши близкие еще так недавно?..»
Гермиона дочитала статью и с негодованием впилась взглядом в подпись — «Элфиас Дож».
Это престарелый дружок Дамблдора, кажется, наследница Темного Лорда мельком видела его лет пять назад на свадьбе Билла и Флер и уж точно читала в книге Риты Скитер немало примечательного. Но что же себе позволяет этот дерзкий седой одуванчик?!
— Что это? — осипшим от негодования голосом прошептала Гермиона вслух. — Что это такое?! — с внезапно нахлынувшей яростью вскричала молодая ведьма, и вскочила на ноги. — Как они смеют?! Как они могут такое писать о Етте?! Ползучая гадина?! Моя дочь — ползучая гадина?! Да как он осмелился?!
— Милорда нет в гимназии, — злорадно сообщила Джинни. — Возможно, он уже разбирается с этим, — последнее слово она произнесла, кивая на смятую в руках Гермионы газету. — Это всё целитель или та стерва! — добавила девушка. — Пока мы ждали тебя, Етта зашипела в детском манеже на какого-то мальчишку, и его мамаша явно была недовольна. Добраться бы до нее…
Гермиона сжала кулаки и с отчетливостью поняла, что сама готова разнести на куски редакцию «Пророка» и Элфиаса Дожа в придачу. Как это подло — вплетать ребенка в политическую грязь! Что Орден Феникса позволяет себе?!
— Хочу посмотреть ему в глаза, — вдруг сказала она, — этому мерзавцу.
— Боюсь, поздновато, — зло хмыкнула Джинни.
— Стоп, — вдруг сказала Гермиона и почувствовала, что спина в минуту покрылась липким потом. — Они же… Они же не убьют его из-за моего ребенка?
Джинни подняла брови и хмыкнула вновь.
— Но…
Гермиона растерялась. Злость отступила так же стремительно, как и нахлынула.
— Mon P'ere нет в гимназии? — тихо спросила она, и Джинни кивнула.
Молодая женщина резко сдернула с плеча кофточку и решительно прижала похолодевшие пальцы к Черной Метке.
— Что ты делаешь?! — подскочила Джинни, бледнея на глазах и начиная лихорадочно приглаживать волосы.
Резкая жгучая боль обожгла руку, и Гермиона стиснула зубы. Джинни с яростью посмотрела на нее и быстро выхватила волшебную палочку, направляя на окна — стекла на террасе мгновенно запотели. Гермиона запоздало поняла, что они на виду у всех соседей. Хотя сейчас это всё равно мало волновало ее. Только бы успеть.