Дочь Волдеморта

Ночная Всадница

— Да будь проблема только в этом!.. — резко перебил Робби, но Гермиона прервала его, протестующее замахав руками.

— Мы столько не виделись, а ты только и делаешь, что бурчишь, — попеняла она. Выяснять отношения прямо в этот день сил уже не осталось. — Я отправляю маму с папой на выходные в санаторий, — продолжала женщина. — Уговори миссис Томпсон поехать с ними, а я раздобуду путевку и билет. Вирджиния посидит с Еттой, и мы проведем все выходные вдвоем. Я заглажу всю свою вину. Ну же, Лысое Солнце, — рассмеялась под

конец ведьма, — перестань дуться!

Робби пробурчал что-то недовольное, но Гермиона предпочла этого не заметить.

* * *

— Тебе не кажется, что нужно поговорить с Робби?

Наследница Темного Лорда смерила Джинни уничтожающим взглядом и стала яростно размешивать ложкой фруктовый йогурт для Генриетты.

— Объясни ему, — не отставала Джинни. — А то ходит тут чернее тучи, соседей пугает.

— Вы что, сговорились, что ли? — мрачно спросила молодая женщина. — Постараюсь я. Это не так просто, если хочешь знать! В выходные поговорю.

— Отлично, тогда я занимаюсь Еттой! — просияла младшая Уизли.

— Форменная маньячка, — констатировала Гермиона. — Тебе бы отдыхать…

— Заладили все! — скорчила гримасу Джинни, поглаживая под кофточкой округлый животик. — Я не устаю! Увезла у меня крестницу на невесть сколько времени, а теперь умничает! А я сиди тут в четырех стенах. Еще и глаза вылезают от этого света…

— Мама сказала, что ты странная и по вечерам в комнате жжешь свечи, — хихикнула Гермиона. — Думает, что ты там колдуешь.

— Ничего не могу поделать, — развела руками Джинни.

— Фууууу, — протестующие скривилась, встревая в диалог, Генриетта, старательно увертываясь от ложки йогурта с бананом. — Не хочу эту гадость, она противная! — зашипела она, разбрызгивая с губ попавшую на них часть обеда. — Сама ешь такое, мама!

— У тебя йогурт на носу, — засмеялась Джинни. — Что она сказала?

— Чтобы я сама его ела, — вздохнула Гермиона. — Подсадили ребенка на это детское питание! Вот оно — действительно токсичное! И что она в нем нашла?

— «Полный спектр витаминов и питательных веществ, необходимых вашему ребенку», — процитировала Джинни надпись на упаковке от излюбленной Генриеттиной пищи. — Кто же думал, что оно ей настолько понравится?!

— Никто не думал, — вздохнула Гермиона, вытирая с лица молочные брызги. — Етта, это полезно! — добавила она свистящим шепотом.

— Ну и что? — философски спросила малышка, хлопая ладошками по столу и неимоверно выгибая язычок. — Всё равно не хочу!

— Что она сказала?..

* * *

Весь день накануне ответственных выходных у Робби Гермиона провела с ребенком.

Джинни чувствовала себя плохо и проспала почти до вечера, мистер и миссис Грэйнджер уехали за покупками для уикенда, а Робби готовился к следующему дню и даже ни разу не заявился в гости.

С Робби срочно следовало что-то решить. Гермиона настраивала себя на откровенный и

серьезный разговор, причем сильно при этом опасалась, что ничего не получится. Да с каких же это пор стала она такой нерешительной и инертной?! Нужно научиться действовать тогда, когда это необходимо. Вот завтра и научится.

— Да, малыш? — вслух спросила она у Етты, старательно ловившей солнечный зайчик, который, отсвечиваясь от золота на кулоне Когтевран, прыгал по лицу и волосам Гермионы.

— Дяяяя! — повторила девочка по–английски и засмеялась. Гермиона вторила ей с неподдельной радостью.

Глупость все эти опасения о парселтанге! Ее ребенок чудесно будет говорить по–людски! И всё–всё вообще будет хорошо! Жизнь совершенно замечательна!

Внезапный странный шорох в гостиной, больше всего напоминающий шелест длинной мантии при ходьбе, прервал поток радужных мыслей, и Гермиона удивленно огляделась. В комнате никого не было.

— Мама! Где?! — возмущенно зашипела Генриетта, потерявшая солнечный зайчик. — Мама!!!

— Вингардиум Левиоса! — Гермиона махнула палочкой в сторону разбросанных по ковру игрушек, и те взлетели в воздух. Етта тут же забыла все свои горести и устремилась ловить неуклюже покачивающего ушами плюшевого Тото.

Странный шорох больше не повторился.

* * *

Человек очень быстро привыкает к безволию. Слабости, они на то и слабости, чтобы быстро приживаться в людях и оккупировать их изнутри. Со всей неотвратимой отчетливостью Гермиона осознала это в субботу.

За весь день, проведенный у Робби, она так и не смогла заговорить о разрыве. Более того, своим поведением скорее давала надежду и действительно искупала все прошлые прегрешения, как и имела неосторожность пообещать ранее. Гермиона злилась, но ничего не могла с собой поделать. А Робби расцветал на глазах, тем самым еще более усугубляя положение своей злосчастной подруги.

Ночью, лежа рядом с мерно посапывающим и блаженно улыбающимся во сне любовником, Гермиона дала себе слово завтра же утром всё разрешить окончательно. Она старательно сочиняла убедительную речь, проговаривала про себя доводы и всё больше уверялась в том, что завтра начнет плести полную ерунду.

Если вообще заговорит об этом.

Снизошедший, в конце концов, сон оказался тяжелым и странным, из разряда тех сновидений, которые не приносят отдохновения, а только сильнее загружают сознание и тело заодно с ним.

Гермионе снилась Милагрес. Призрачная девочка разговаривала с ней в саду, изображенном на портрете матери Генри со стены замка в Баварии. Мили сидела на увитых цветами качелях вместо Клаудии, и сами эти качели казались такими же призрачными, жемчужно–белыми и невесомыми, как и она. Мили мерно покачивалась и серьезно смотрела в глаза Гермионы, расположившейся на поляне в кругу солнечного света, пробивавшегося через кроны деревьев.