Дочь Волдеморта

Ночная Всадница

— Я понимаю, миссис Саузвильт, — вздохнула Гермиона, — но я-то в этом разбираюсь еще меньше…

— Кадмина, можно тебя попросить?

— Конечно.

— Не называй меня «миссис Саузвильт», — смущенно проговорила Адальберта. — В этом мире остается всё меньше родных для меня людей. Это заставило о многом задуматься… И ценить куда больше то, что имеешь. — Она поймала вопросительный взгляд Гермионы и улыбнулась. — Берта. Зови меня просто Берта. Я надеюсь, мы еще сможем стать друзьями?..

* * *

У Гермионы осталось тягостное впечатление от этой новой, так не похожей на саму

себя Адальберты. Одинокой и несчастной, заискивающей перед столь редко навещающими ее родными… Ужасная перспектива.

Несмотря на сострадание, молодой ведьме было очень сложно долго находиться в обществе этой женщины, и в тот памятный вечер она постаралась побыстрее удалиться спать.

В полдень следующего дня Гермиона и Етта должны были отправляться домой. Проснувшись рано утром и передав право позаботиться о малышке ее grand-m`ere, немного смущенной после вчерашнего вечера, Гермиона первым делом устремилась… на кладбище. Маленькая Милагрес чем-то привлекала ее, и женщине хотелось вновь увидеть это странное привидение.

В ярком утреннем свете старое фамильное кладбище выглядело совсем иначе. Сквозь кроны высоких деревьев пробивались солнечные лучи, надгробные камни и обелиски выныривали из пучков папоротников, увитые звездочками ползучего плюща и усыпанные незнакомыми Гермионе мелкими белыми цветами. Громко пели цикады. От прошедшего под утро дождя в воздухе витал запах свежести и природы, чуть сыроватый и дурманящий.

Гермиона быстро нашла нужную могилу. Она проходила вчера мимо нее — «Милагрес Исабелла Саузвильт, 6 апреля 1357 — 6 апреля 1365; «Разве мы могли подумать, что в праздничный весенний день ты сделаешь этот роковой шаг из детства в вечность?..»

Простое массивное надгробие из потемневшего серого камня заросло мхом и кое–где треснуло. Из самой широкой щели в основании пробивался розоватый цветок с пятью большими, испещренными точечками бутонами. По одному из них ползла крупная божья коровка.

— Здесь хорошо, — услышала Гермиона у себя за спиной знакомый детский голос и обернулась.

Призрачная Мили парила чуть поодаль, около выцветшей на солнце статуи ведьмы, обнимающей могильный камень. В полях остроконечной шляпы скорбной дамы собралась дождевая вода, и луч солнца, пробившийся сверху, перекинул от статуи в даль блеклую, но красивую радугу. Она проходила сквозь Мили и терялась вдали.

На свету призрачная девочка различалась плохо и почти сливалась с пейзажем.

— Иногда я хожу гулять по окрестностям, — продолжала Милагрес. — Если хочу. Но и в подземельях замка довольно уютно. Это мой дом.

— Я хотела… — начала было Гермиона и осеклась.

Ночью она решила предложить Мили перебраться жить в Даркпаверхаус, решив, что той будет приятно покинуть наскучившие за сотни лет просторы замка Саузвильтов. Это могло бы стать приятным сюрпризом для нее… И вот со всей очевидностью Гермиона поняла, что сюрпризы и это жемчужно–белое создание — субстанции несовместимые.

— Я хотела предложить тебе жить в магической гимназии моего отца, — на всякий случай всё же произнесла Гермиона.

— Знаю. Но мой дом — здесь, — улыбнулась ей Милагрес, — где еще витает дух моей семьи, хоть ее представители после смерти и

предпочитают отправляться дальше…

— Подумай, — зачем-то добавила Гермиона. — Лет через десять в Даркпаверхаусе будет учиться Генриетта, одна из последних представителей твоего рода среди живых.

— Что сие в сравнении с вековой историей этого замка? — тепло улыбнулась девочка. — Прости, я не покину его просторов. Да и не будет Генриетта учиться в этой гимназии, — неожиданно закончила она.

— Что? — вздрогнула Гермиона. — Почему?!

— Не пытай меня. Нет кары более жестокой, чем знание грядущего своего. Поверь, я ведаю, о чем говорю. Человек живет надеждами и стремлениями, мечтами и грезами. Тот, кто знает — не живет вообще. Спеши домой, к тем, кто любит тебя. Берта одинока, но у нее впереди годы. Она может подождать. У кого-то впереди дни…

— Мили… Милагрес! Не говори загадками, ты пугаешь меня! Моему ребенку грозит опасность? Скоро? Ответь мне!

— Будь сие так, заговорила ли бы об этом? — вопросом на вопрос ответила призрачная девочка. — Жестокость мне не свойственна. Но угроза долгого расставания витает около тебя и твоих родных — будь рядом с ними, не трать время на ту, что давно истлела в сырой могильной земле. Ты придешь ко мне позже.

Странное впечатление осталось у Гермионы от этого разговора. Неясная тревога, почему-то не перераставшая в страх, а так и витавшая где-то на задворках подсознания. Именно с этим чувством покидала она Баварию.

Етта была тихой и задумчивой, перемена климата подействовала на нее выматывающе и девочка много спала. Всю обратную дорогу (а они ехали на заколдованной спортивной машине, развившей немыслимую скорость и в итоге «перепрыгнувшей» через Ла–Манш) Гермиона думала над словами Милагрес.

Она никогда не верила в предсказания, и жизненный опыт с пророчеством профессора Трелони подсказывал, что это было верно. Но всё же неясная тревога не отступала. Она измотала молодую мать за время недолгого пути, и на туманный Альбион Гермиона вернулась с твердым предчувствием надвигающейся опасности…

Глава XX: Возвращение героя

— Гермиона, нужно серьезно поговорить!

Робби стоял посреди гостиной дома Грэйнджеров и выглядел совершенно несчастным. Молодая ведьма смерила его самым невинным взглядом, на какой только была способна, и улыбнулась. Робби оставался мрачен.

— Что с тобой происходит? — начал он. — Я же вижу: что-то не так!

— Робби, ты выдумываешь, — миролюбиво заметила Гермиона.

— Неправда. Ты практически перестала бывать дома!

— Я ездила к родным покойного мужа в Баварию.

— Это только три дня, а раньше? Да и… — Робби смерил ее нехорошим взглядом. — Странно ехать к черту на кулички и пробыть в гостях всего трое суток, не находишь?

— Ты что, не веришь, что я была в Германии? — натужно рассмеялась Гермиона. Да, он не верил. Не верил с самого начала. — Робби, перестань. Зачем мне тебя обманывать? Просто я не могу находиться там долго. А совсем не приезжать — некрасиво. Берта была очень сложной женщиной раньше. И, хотя сейчас она и изменилась, — угнетает меня теперь по–другому…