Дочь Волдеморта

Ночная Всадница

— Гермиона, — Чарли решительно повернулся к ней, — ведь ты же знаешь о том, что пропала сестра моей невестки?

Ведьма осеклась на полуслове.

— Чарли…

— Крам говорил, ты даже в курсе… — безжалостно продолжил тот и красноречиво умолк, вопросительно глядя на свою собеседницу.

Она кивнула с мученическим выражением лица.

— И Волдеморт тоже знает?

Гермиона кивнула вновь. И предостерегающе подняла руку.

— Не спрашивай меня о Габриэль, — торопливо попросила она. — Я ничего не скажу тебе, кроме того, что уже говорила Виктору — она жива и вполне счастлива сейчас без своих воспоминаний. Не проси

меня о том, в чем я вынуждена буду отказать тебе.

Какое-то время они молчали. Казалось, Чарли пытается побороть что-то у себя внутри.

— Ты не говорила Ами о том, что я состою в Ордене Феникса? — наконец с усилием спросил он.

— Нет. Не переживай об этом.

— Не хочу, чтобы она была втянута в нечто подобное. Даже когда мы поженимся.

— Послушай… — с невольной дрожью пробормотала Гермиона, внезапно вспоминая Дануца Попеску. — Я… Впервые сегодня побывала здесь, в этой деревне, среди… Этих существ…

— Не стоит утруждать себя подобными речами! — хмыкнул Чарли, снова развеселившись. Смущение его пропало без следа. — Мне плевать, будь Ами хоть чадом двух полоумных дементоров!

— Но твоя семья…

— Билл женился на внучке вейлы, — прервал ее собеседник, — все только рады были.

— Но Флёр тем не менее человек. Она ведьма, признанный член Магического сообщества.

— Я выбираю себе супругу не уточняя, есть ли у нее волшебная палочка, — резко перебил Чарли. — А еще мне казалось, что ты ее подруга.

— Подруга, — вздохнула Гермиона. — И я всё это время ратовала за ваш союз. Просто сегодня… Вся эта деревня, эти вампиры…

— Тебя вырастили магглы, и ты всё еще с ними общаешься, — произнес рыжий волшебник, сощурившись. — Если бы я вздумал жениться на маггле?

— Это… совсем… О, я не знаю, Чарли! А твои дети? Они ведь будут…

Гермиона беспомощно замолчала.

— Да, в наших детях будет течь кровь Ами. И если они будут хоть в чем-то похожи на нее — большего мне и не нужно.

— Ох, Чарли, — всплеснула руками Гермиона, — прости. Я — дурочка. Я поговорю с ней. Вы будете очень–очень счастливы!

— Спасибо, — с чувством сказал он.

— Просто у меня было слишком много впечатлений сегодня. Пойдем, ты, наверное, хочешь побыть с ней наедине.

Отца Амаранты в комнате уже не было. Когда за влюбленными закрылась дверь, Нимрадель услужливо отодвинула для своей гостьи стул и зажгла еще одну свечку.

Под матовыми стеклами окон мелькали неслышные тени.

— Вампиры не очень любят гостей, правда, доамна Нэсмизидас? — не сдержалась Гермиона, вглядываясь в темноту улицы.

— Зовите меня Нимраделью, мадам, — улыбнулась сквозь вуаль мать Амаранты.

— Тогда и вы зовите меня Кадминой.

— Хорошо, Кадмина. Вампиры не рады приходу посторонних, — после короткой паузы ответила на вопрос очаровательная вейла, — но всегда любезно обходятся с ними. В меру сил. Вампиры стараются держаться подальше от людей, чтобы не придаваться искушению. Когда они голодны, сложно побороть природные инстинкты.

Амаранта — лишь наполовину вампир, и потому сумела научиться жить среди волшебников, смиряя природу. Но и ей нужно постоянно контролировать себя, особенно во время бурных эмоций. Тем опаснее эти их отношения, и тем безрассуднее блажь Чарльза о женитьбе! — горячечно закончила она.

— Вы считаете, что это невозможно? — вздрогнула Гермиона.

— Это не нужно, мадам, — покачала головой Нимрадель,

и сияющий локон выбился из-под ее чадры. — Живому существу очень сложно обитать в среде тех, кто не принимает его за своего. Уж мне-то поверьте, — горько усмехнулась она. — Привычка значит многое, но против природы идти тяжело. Изменить всем своим склонностям и обыкновениям, но всё равно никогда не стать равной тем, кто столь отличен от тебя. Всегда оставаться чужой — и чувствовать это.

— Почему вы носите чадру? — спросила Гермиона.

— Чтобы не искушать стаю, — усмехнулась Нимрадель. — Разумеется, настолько, насколько этого можно добиться при помощи одеяния. Звериные инстинкты у вампиров развиты куда сильнее, нежели у людей. — Вейла подняла белоснежную руку и отстегнула булавку, укреплявшую край черной ткани на ее спине. Изящным жестом она откинула его, словно завесу.

Обворожительно красивая, с припухлыми алыми губами на белоснежном прекрасном лице, мать Амаранты указала тонким пальчиком на свою шею — испещренную шрамами: зажившими следами зубов. Гермиона охнула.

— Это Рэжван, разумеется, — произнесла Нимрадель, приводя в порядок свой наряд. — За все эти годы, а их больше сотни, никто более не тронул меня. И, конечно, мы делаем это по общему согласию. Но то, что может снести и позволить по отношению к себе существо, и даже вполне может позволить и человек, — далеко не всегда может быть понято и принято другими людьми. Поймите, Кадмина, чародеи, что бы там ни говорили, извечно презирают всякую тварь, на них непохожую. И запачкаться этим обвинением очень легко…

С внезапной дрожью Гермиона вспомнила неизменный шейный платок Чарли, придававший ему сходство с лондонскими денди XIX века.

— Да, мы — я уже давно говорю «мы», Кадмина, — так вот: да, мы взаимодействуем с волшебниками, чтим их законы, — продолжала мать Амаранты, — а они в меру сил не трогают нас. Открыто мы не чураемся друг друга. Когда-то в Альмовине много месяцев жил забавный колдун Элдред Уорпл, он писал книгу. Стая привыкла к нему, как к домашнему питомцу… Простите, — спохватилась вейла. — Это ничего, что я так отзываюсь о представителе вашего вида?

— Нет, что вы! — заверила, вздрогнув, ведьма.

— Он был большим энтузиастом, — продолжала Нимрадель. — Немного сумасшедшим, но в целом безобидным. Увез нашего Сангвини слоняться за собой по миру. В качестве ручной обезьянки, — с сожалением добавила она. — Пока Уорпл жил здесь, мы потешались над ним. В своем же мире абсолютно все воспринимали его «друга» как диковинного питомца. Севастьян всё еще плюется, вспоминая свое путешествие. Да и сложно вампиру сдерживать инстинкты в окружении большого количества людей. Уорпл с ним тоже намучался. Я веду это всё к тому, что смешивать виды и дразнить природу — себе дороже. Придется бороться и с ней, и с обществом. Постоянно. Знаете, как мне было тяжело в стае первые годы? Да я чуть рассудка не лишилась! Мы с Рэжваном хорошо относимся к Чарльзу, — помолчав, продолжала вейла, — и даже стая к нему привыкла. Но связывать их отношения Венчальными чарами — дикая и безумная блажь, страшная ошибка. Амаранта это понимает, а он твердит всё одно и приводит меня в пример. Вы с Чарльзом одного вида, быть может, вы поговорите с ним? Впрочем, я понимаю, что вас, наверное, уже каждый из нас попросил об этом со своей стороны… Но постарайтесь обдумать мои слова, Кадмина. Я не желаю зла ни Чарльзу, ни своей дочери…