Дочери Ганга
Шрифт:
Когда Дамар открыл большие черные глаза, они вспыхнули незнакомым огнем. Все в нем было влекущим и вместе с тем далеким, чужим. Его губы разомкнулись, и он промолвил:
– Мы увезли вас не потому, что не смогли получить выкуп, просто так получилось. Все произошло слишком быстро. Вы могли угодить под пули. – Он сделал паузу и, глубоко вздохнув, продолжил: – Все-таки я был неправ. Когда мы вернемся обратно, вы получите свободу. Вас проводят в Варанаси, к вашей тете.
– Вы были неправы? – повторила Грейс.
– Да, потому что вы подверглись
– Вы закрыли меня своим телом, – прошептала девушка.
– Это меньшее, что я мог сделать. Вы ни в чем не виноваты.
– Я – наследница Флоры Клайв, – напомнила Грейс.
– Это неважно, – твердо произнес Дамар Бхайни. – Нельзя использовать женщин в мужских делах. А еще борьба должна быть честной. Так меня учили с детства, а я отступил от своих правил.
Внезапно Грейс захотелось узнать, женат ли он, есть ли у него семья, в каких условиях он воспитывался. Дамар казался человеком, отринувшим радости мирной жизни, всецело посвятившим себя войне, человеком, который никому не открывает душу.
– Скажите, – вспомнив о Флоре, девушка перевела взгляд на Аруна, – моя тетя жива?
– С ней никогда ничего не случится, – хмуро ответил тот.
– Полагаете, она бессмертна? – невесело пошутила Грейс.
– Просто у нее нет сердца.
Когда они прибыли в особняк Дамара Бхайни, Грейс впервые вошла в его покои. К ее удивлению, здесь была очень скромная обстановка, граничившая с аскетизмом.
– Рана не опасна? – вполголоса спросила Грейс у Аруна после того, как Дамара осмотрел врач.
– Она не смертельна. Хвала богам! Говорят, что вопреки всему они всегда милосердны к нам, – ответил Арун и добавил: – Я провожу вас домой. Мы выедем завтра утром. Постарайтесь отдохнуть.
Однако Грейс не могла заснуть. Стоя на веранде, она смотрела на небо, сперва казавшееся раскаленным докрасна, после ставшее желтым, как латунь, затем сделавшееся фиолетовым и, наконец, черным.
Сверху подмигивали звезды, на землю снизошел глубокий покой. Девушка говорила себе, что в эти часы волей Бога все во Вселенной бьется в едином ритме, все, кроме человеческих сердец, каждое из которых живет чем-то своим.
Грейс знала, что завтра увидит тетку, и не понимала, почему ей настолько тоскливо. Она вспоминала Англию, где многое из того, что проникало внутрь ее существа, было подобно медленному яду: унылые мысли, всплески бесплодных надежд. Сейчас с ней творилось что-то похожее, только то был яд иного рода. Она не хотела принадлежать к миру Флоры Клайв, она желала чего-то другого.
Утром, перед отъездом, Грейс попросила позволения увидеться с Дамаром Бхайни. Ее вновь поразило, что его комната лишена всякого декора, а все вещи имеют чисто практическое назначение. Только раз он появился перед ней в роскошной одежде, но ни тогда, ни после не казался человеком, утверждавшим свой статус с помощью чего-то материального.
Дамар лежал на диване, и его взгляд выражал удивление и еще что-то, недоступное
– Я пришла проститься, – неловко промолвила Грейс.
– Вот как? С похитителем?
– Я поняла ваши мотивы. К тому же я еще раз хочу поблагодарить вас за то, вы уберегли меня от пуль.
– А я – вновь попросить прощения, – произнес Дамар, и девушке почудилось, будто он хотел что-то добавить, но не счел нужным.
– Как же теперь ваша армия?
– Я найду возможность вооружить ее другим способом, – ответил Дамар и вдруг спросил: – Вам нравится Индия?
Ей часто задавали этот вопрос, и Грейс всегда отвечала по-разному. Сейчас она вдруг вспомнила о щелястом, продуваемом сквозняками доме, в котором они жили с матерью, и о комнатах пансиона, где топили так плохо, что даже ночью девушки не имели возможности раздеться до сорочки.
– Здесь я впервые узнала, что такое тепло.
– Это хорошо. И все же будьте осторожны. Кожа белых не приспособлена для нашего солнца, – сказал Дамар, но это прозвучало не как забота, а как лишнее напоминание о том, что, как и все остальные англичане, Грейс – чужая в этой стране, на этой земле.
Когда девушка выходила из комнаты, ей почудилось, что она оставляет позади себя нечто очень важное. Почти судьбоносное.
В дороге они с Аруном молчали. Грейс ощущала исходящие от него отчужденность и холод. Когда впереди показался пригород Варанаси, привычная картина с густыми деревьями, под которыми возчики распрягали быков, чтобы те могли пожевать солому и жмых, пока они сами будут печь на огне круглые лепешки, приправляя их солью, чесноком и топленым маслом, она спросила:
– Значит, я по-прежнему твой враг?
– Против вас я ничего не имею. Я раздосадован тем, что ни Дамар Бхайни, ни я не получили желаемое.
– С помощью мести ты не вернул бы себе ни душевное равновесие, ни… жену.
Арун молчал.
– Расскажи, что творится на фабрике моей тети, – попросила Грейс.
– Зачем это вам?
– Если когда-то эта фабрика в самом деле перейдет ко мне, я хочу знать, с чем имею дело.
Арун заговорил, и хотя он старался обойтись без лишних эмоций, в его голосе слышалась боль, которую он так и не смог загнать в дальние уголки души, как не сумел настолько иссушить свое сердце, чтобы оно превратилось в камень.
Грейс стало жаль его, и она спросила:
– Почему ты с Дамаром Бхайни?
– Так получилось.
– Ты мог бы уйти, но не уходишь.
– Потому что мне некуда идти. А еще я преклоняюсь перед ним. В отличие от меня, Бхайни знает, кто он и для чего живет на свете. Я никогда не гнушался бесчестных поступков, а он на редкость благородный человек.
Они расстались за два квартала до улицы, на которой стоял особняк Флоры Клайв. Не зная, что сказать индийцу на прощание, Грейс просто кивнула, и он сделал то же самое. В отличие от Дамара Бхайни, Арун не попросил у нее прощения, но девушка не винила его за это.