Дочери Лалады. (Книга 3). Навь и Явь

Инош Алана

– Тёть Беня, помнишь, ты говорила, что девочку хотела? – озвучила давно вызревавшее решение Северга. – Вот и возьми её себе, тем более что она – твоя родная кровь, внучатая племянница. Мы с её отцом оба – воины, другого ремесла не знаем, этим и кормимся… Менять что-то уж поздно теперь. А погибнем – с малой что будет? А у тебя семья хорошая, дом крепкий. Лучшего и не пожелаешь.

Скрестив на груди могучие руки, Бенеда неодобрительно-задумчиво качала головой, словно не желая соглашаться с этими доводами. Северга продолжала увещевать:

– Ну сама подумай, что её ждёт со мной? Мне и воспитывать-то её будет некогда. – Вспомнив свою мать, она вздохнула. – Я не хочу, чтобы она повторяла мою судьбу. Нет, я сама ни о чём не жалею, но пусть

у неё всё будет… не так, как у меня. Лучшее, что я могу для неё сделать – это отдать её тебе.

Гырдан молчал: решающее слово было за женщинами.

– Может, ты и права, – вздохнула наконец Бенеда. – Разумом понимаю, что так лучше, но всё равно скверно это всё… Плохо, что мать своё дитё бросает. Не должно быть так.

– Но так получается, – угрюмо проронила Северга.

– Ладно, – решительно сказала костоправка. – Возьму её себе, но при одном условии: шесть месяцев ты ещё проведёшь здесь и будешь её кормить сама. А там уж и у меня молоко подоспеет… Шестеро лоботрясов у меня, и так уж вышло, что седьмое дитё на подходе – три месяца срок, четвёртый пошёл. Может, хоть в этот раз девка получится… А молока у меня и на двоих хватит.

Может, ставя это условие, Бенеда втайне надеялась, что Северга, кормя свою дочь, привыкнет, прикипит к ней сердцем и уже не захочет оставлять? Как бы то ни было, следующий день показал, что Северге так или иначе пришлось бы это условие принять: хоть и срослись теперь её кости правильно, но за девять месяцев она изрядно ослабела. «Нет ничего губительнее неподвижности», – сказала Икмара и оказалась права. Руки и плечи, правда, от постоянного орудования костылями даже укрепились, а вот с ногами дела обстояли намного хуже, да и жирок лишний кое-где повис.

За шесть месяцев вернуть себе прежнее, неутомимое, словно выкованное из стали тело? «Легко», – решила Северга. Тем более, что больше ничто не препятствовало движениям и не причиняло боль – костыли стали не нужны.

Тёмные деревья-великаны перешёптывались в лесу, в небе мерцала сетью молний воронка, а Северга дремала. Завтра предстоял трудный день: куча дел по хозяйству, возня с ребёнком, а также много упражнений. Разрабатывать и восстанавливать ноги – непременно, иначе о ремесле воина придётся забыть. А больше ничего она не умела.

Снилось ей, что у Бенеды снова родится мальчик, и костоправка досадливо махнёт рукой: «Ай! Ладно. Видать, на роду мне написано без наследницы помереть… Впрочем, может, и из твоей девки какой-то толк выйдет».

Грезилось Северге среди вздохов старого леса, что через несколько лет она потеряет Гырдана, причём не в бою, а в глупой драке в мирное время. Те отданные силы и преждевременная седина сыграют свою роковую роль… Внезапная слабость одолеет её старого друга и отца её дочери, и это сыграет его противнику на руку. Приобретя за десять лет походов множество новых шрамов и новый толстый панцирь на сердце, слегка размягчившемся после рождения ребёнка, она вернётся в свой старый дом, понежится в купели и хорошо выспится, а потом отыщет убийцу Гырдана и вызовет его на поединок. Побеждённый, он будет молить о пощаде, и она заберёт его дочь Темань к себе в «жёны».

Виделось ей, что Владычица Дамрад подарит ей шелковисто-чёрного и превосходящего по быстроте любого навия чудо-коня Дыма, стоящего, как целый особняк в столице – в награду за добычу свежих сведений о Яви в целом и о Белых горах в частности (быстро выучить чужой язык ей поможет паучок в ухе). Вскормленный молоком женщины-оборотня, чудовищно-великолепный и преданный зверь прослужит ей двадцать лет – до самой своей гибели от белогорского оружия в осеннем лесу. Также узнает Северга, что хмарь на жителей Яви действует иначе: если для навиев она – свет и жизнь, то для жителей мира с ярким солнцем – тьма и зло. Две грани одного лезвия, две руки – правая и левая, две ветви одного дерева…

Снилась ей и красавица Рамут, светлоокая и черноволосая – юная, но очень способная ученица костоправки. Заехав как-то во время отпуска в гости к Бенеде, Северга увидит высокую, статную и сильную девушку, идущую с вёдрами от колодца,

и панцирь на сердце даст трещинку. Может, сойти с ума, выгнать Темань и отдать всё этой ясноглазой богине, нанять ей лучших учителей и заставить прочесть всю библиотеку, завалить нарядами и драгоценностями, чтобы из неё получилась… нет, не Воромь. Никогда из этой деревенской дикарки, по-своему, по-лесному мудрой, не получится городская щеголиха, никогда не поверит девушка, глядя в ледяные глаза своей матери, что она – лучшее её достижение, рядом с которым военная слава и близко не стояла, а мать не решится сказать этих слов. Темань, конечно, останется на своём месте – в постели Северги и на своей должности письмоводителя у градоначальницы. А между тем Севергу вызовет к себе Владычица Дамрад – так же, как много лет назад она пригласила её мать. Она покажет ей голубоглазого и русоволосого оборотня, угрюмого и дикого красавца по имени Вук – бывшего пленника, захваченного в Яви, и своего наложника. Точно так же, как она «пристроила» отца Северги, Дамрад предложит ей Вука, но на сей раз в качестве зятя, а приданым послужит роскошный дом в столице. Переселить Рамут в город? Безумие. Однако с Дамрад не поспоришь, и Северга будет вынуждена согласиться. Но если Барох так и остался великовозрастным ребёнком, то Вук окажется своевольным, хватким, целеустремлённым; смириться с ролью «придатка» женщины ему, воспитанному в ином мире, будет не по нутру. Северга проверит его в поединке и получит достойный отпор. Тень Гырдана померещится ей в этом сильном оборотне, и она скажет ему только: «Обидишь мою дочь – голову отрежу». А Вук, живя в столице недалеко от дворца Дамрад и, по-видимому, не теряя связи с Владычицей, постепенно добьётся многого при её дворе. Рамут родит от него двух дочерей, но не сможет найти себе применения в городской жизни и вернётся с девочками в Верхнюю Геницу, в ставший для неё родным дом тётушки Бенеды. Так они и будут жить порознь: она – в деревне у старого леса, а он – в столице, выслуживаясь перед Великой Госпожой и метя всё выше и выше.

Северга не откажется исполнить просьбу зятя, подкреплённую письмом Дамрад, и снова отправится в Явь, чтобы найти и доставить в Белые горы Ждану, княгиню Воронецкую.

Ждану, чья игла оставит в ней свой обломок – решающую веху на её пути.

Пути, который Северге ещё только предстояло пройти.

Нет, не снилось ей ничего из вышесказанного, но могло бы присниться, если бы люди и оборотни умели видеть сны о будущем. Пока она набиралась сил перед новым днём, и в тёплом сумраке рядом с её постелью посапывала в колыбельке малышка Рамут, убаюканная сказками старого леса.

***

В потолке над постелью Северги торчал крюк. Назначение его оставалось для неё неясным, но она уже придумала, как его использовать.

– Принеси-ка верёвку да жёрдочку какую-нибудь не очень длинную, – обратилась она к Голубе.

– А для чего тебе? – В глазах девушки тепло зажглись искорки любопытства.

– Да хочу через вон тот крюк перекинуть, – неохотно пояснила женщина-оборотень. И спросила: – Для чего он там?

– На него люльку вешали, когда я маленькая была… Постой! – Голуба вытаращилась на Севергу, испуганно захлопав пушистыми ресницами. – Ты что ж это такое удумала? Зачем тебе верёвку на него закидывать? Ты что… удавиться хочешь? Нет, нет, даже не проси, не дам!

Северга раздражённо фыркнула.

– Дурища. Ежели б мне надо было вешаться, жердь я бы не попросила, в этом деле она ни к чему. Ну, неси же!

Озадаченная девушка принесла требуемое, и Северга велела ей привязать середину верёвки к крюку, а концы – к концам перекладины. Жёрдочка повисла над грудью Северги так, что та смогла бы ухватиться за неё и подтянуться. Пожирая сосредоточенным взглядом это приспособление, навья внимательно слушала своё тело и собирала остатки сил, чтобы попробовать осуществить свой замысел. Она посылала каждому мускулу приветствие, и отзывы тёплыми мурашками бежали по нервам. Голуба с любопытством наблюдала – вылитое дитя, только засунутого в рот пальца не хватало.