Дочери Луны

Саллиз Сюзан

Она вздохнула и всхлипнула, когда он отпустил ее.

– Ах ты Боже мой, да что это со мной?

Как и раньше, он не обращал на нее внимание, занятый своей одеждой. Потом посоветовал:

– Прикройся чем-нибудь, холодно ведь. И пойдем вместе со мной в тот дом.

Она разрыдалась уже всерьез.

– Я не могу. Моя спина… Мой новый жакет весь измят и испачкан!

– Не строй из себя потерпевшую! Ты прекрасно знала, что так оно все и произойдет.

– Не знала! Я хотела поговорить с тобой – увидеться с тобой, а ты – ты изнасиловал

меня!

Он рассмеялся, протянул руку вдоль стены и положил на нее голову. Потом потянулся.

– Господи. Ты права, эти моллюски ужасно колются. Пойдем-ка в дом. Там жуткая сырость, но уж кровать-то в полном порядке.

– Я тебя ненавижу. Я забыла, как ты… использовал меня… – Ее трясло, когда она надевала штанишки. Они отсырели на влажном песке и теперь были омерзительны.

Он вдруг схватил ее в охапку.

– Послушай. Я никогда тебя не забывал. И ты меня никогда не забывала. И не пытайся оспаривать этого.

Он сжимал ее так сильно, что она едва могла дышать. Но без него ей было не переправиться через ручей, и поэтому она сама продолжала цепляться за него.

Она захныкала:

– Я беременна. Разве ты можешь чувствовать то же самое, что раньше, теперь, когда я беременна? Ведь тогда я была Офелией…

– Я бы и сам в такое никогда не поверил. Но меня тянет к тебе, и неважно, сколько тебе лет, беременна ты или нет.

Он вновь прижал ее к колючей от моллюсков стене и впился в нее своим жестким взглядом. Потом медленно произнес:

– И если теперь ты хочешь прийти ко мне, то приходи вечером. Я буду ждать тебя.

Он отступил еще на шаг. Казалось, что его поглощает туман. Несколько секунд поглядев на то место, где он только что стоял, она позвала:

– Мередит? – И поскольку он не отвечал, громко закричала: – Я не могу прийти! Я не могу и, конечно, не приду!

Отделенный от тела, переполненный жестокой радостью, раздался его голос:

– Приведи с собой свою сестренку! Может быть, я и предпочту ее!

Миранда склонилась над своим выпуклым животом. Мэг. Мэг была теперь единственной надеждой спокойствия и благополучия.

Мэг с Кэти готовили запеканку из свинины с яблоками.

– Я добавлю немного соевого соуса, – сказала Мэг, стараясь не смотреть, как Кэти орудует ножом, шинкуя яблоки. – Это придаст нашему блюду сладковато-кислый привкус.

Она произнесла это с ужасным французским акцентом, и Кэти весело расхохоталась.

– Может, подлить водички?

– Нет. Тогда это начнет кипеть, шипеть и брызгаться. Лучше отдохни пока.

Кэти стала напевать: «Абракадабра», – когда наверху лестницы появился Питер. Она кинулась к нему.

– У нас будет кисло-сладкая свинина на обед, Питер! И мы пообедаем раньше, потому что потом пойдем смотреть футбольный матч. Алекс будет играть!

– Великолепно. – С сияющей улыбкой он обернулся к Кэти, поцеловал ее в головку, пробормотал что-то насчет ее «безумных волос», потом обратил свое сияние к Мэг. –

Я думал, что смогу выпить кофе. А где все?

Мэг едва видела его из-за пара, поднимающегося от кастрюли, но все же его счастье было вполне различимо. Она сглотнула подступивший к горлу комок и помешала в кастрюле деревянной ложкой.

– Миранда пошла прогуляться по побережью. Когда начался отлив. Ей захотелось побыть одной.

Кэти добавила:

– А Алекс на тренировке.

– А Себ все еще в постели. Я поднялся к нему, высморкал ему нос, и теперь, похоже, он проспит до второго пришествия. – Продолжая сиять, Питер добавил: – Это не в духе Миранды – наслаждаться одиночеством.

Кэти проскользнула под руку отца; ей хотелось, чтобы ничто не нарушило блаженство этого утра.

– Миранда совсем не одна, – произнесла она своим голоском актрисы. – Ребеночек всегда с ней.

Питер откинул голову и рассмеялся.

Они выпили кофе, а потом церемонно переложили содержимое кастрюльки на огромный противень и отправили его в духовку.

Питер признался:

– Кэти, я хочу попросить твою тетю Мэг об одном одолжении. Но я прямо не знаю, как начать.

Кэти хихикнула:

– Скажи мне, и я сама попрошу, – радушно предложила она.

Мэг поставила кофейные чашки в раковину, достала из буфета скатерть. Ее удивляло, как можно быть такой счастливой и так ужасно мучиться в одно и то же время. Ей было хорошо на Рыбной улице, и все же она не могла дождаться, когда отсюда вырвется.

Питер высокопарно продекламировал:

– Кэти, дитя мое, не можешь ли ты испросить милости у своей тети, не окажет ли она мне честь, попозировав немного.

Кэти повернулась к Мэг.

– Тетя Мэг, – точно скопировала она манеру Питера, – позволь узнать, не могла бы ты… – она замялась, подбирая слова, потом величественно продолжила: – удостоить Питера чести – да, чести – попозировать ему? – Она подхватила скатерть, внезапно выпавшую из рук Мэг, и с поклоном преподнесла ее Мэг. – Иначе говоря, – закончила она своим обычным голосом, – может ли он нарисовать твой портрет? – И она снова повернулась к отцу: – И никакого тут нет особого одолжения! Каждый позирует тебе и даже не догадывается об этом! – Она засмеялась. – Эй, уже пора обедать, пойду посмотрю, не встал ли Себ. – Она откинула волосы с висков и серьезно добавила: – Вы же знаете, ему самому не справиться с одеванием.

И она стала подниматься наверх.

Мэг беспомощно комкала скатерть, потом неловко накинула ее на стол. Питер подхватил ее за другой конец, и вместе они расправили ее.

Питер заметил:

– Я ждал этого момента с самого твоего приезда, Мэг! Я знаю, что я сделал свою репутацию – ту репутацию, которая есть у меня сейчас, – моими работами в Стэнхоуп Форбс, но я по-прежнему пишу портреты, ты знаешь. В свободное время. Если ты помнишь, мне всегда нравилось писать людей, как будто появляющихся откуда-то.