Догма кровоточащих душ
Шрифт:
А если бросить монетку? Выпадет орел, и Бензабуро будет кристально честен в своем отчете, выпадет решка - и некоторые сомнительные факты будут скрыты в вязком болоте обтекаемых фраз.
Бензабуро покопался в карманах, но мелочи в них не оказалось, лишь шелестели ветхие банкноты. Дожили. Жалкого медяка теперь не найдешь! Чем же нищим подавать? Банкнотами? Так и видится подобный гипотетический мытарь совести нашей, сидящий перед банкой, сплошь набитой разноцветными бумажками. Или кредитными карточками! Невозможно. Это роковой удар по прибыльному бизнесу. У
О чем это я думаю?
– одернул себя Бензабуро. О чем угодно, но только не об отчете. И если я его хочу все-таки завершить, чтобы не доводить глубокоуважаемого господина Марихито до очередного инфаркта, после которого он может и не оправиться (в чем были, конечно, и свои плюсы, но ведь известно, что новая метла по новому и метет, и где гарантия, что у другого глубокоуважаемого господина шефа полиции возникнут столь же крепкие чувства к скромному офицеру Бензабуро?), так вот, если я этого не хочу, то остается только одно - разыскать Ерикку. Разыскать Ерикку и посоветоваться по поводу данного вопроса.
– Как у тебя дела?
– склонилась к Бензабуро Айки. От нее как всегда потрясающе пахло. Причем не какой-то там жуткой парфюмерией, а свежевымытым телом. Бензабуро украдкой поцеловал ее в щеку.
– Стараюсь написать отчет, - объяснил Бензабуро.
– Но для выяснения некоторых щекотливых подробностей необходимо встретиться с одним человеком.
– Это каких еще щекотливых подробностей?
– грозно поинтересовалась Айки.
Бензабуро еще раз украдкой поцеловал ее, теперь уже в краешек губ.
– Очень щекотливых, но касающихся не меня. Я, как ты сама знаешь, человек исключительной честности и прозрачности.
– Да уж, - сказала Айки и заправила выбившуюся зеленую прядь за ухо, - в прозрачности тебе не откажешь. Редко встретишь человека столь прозрачного для поощрений и продвижений по службе. Они просто проходят сквозь тебя! Так и выйдешь на пенсию младшим офицером.
– Я надеюсь только на тебя, - улыбнулся Бензабуро.
– Лучше, чтобы карьеру в семье делал кто-то один.
– У нас еще нет семьи, - напомнила ему Айки.
– И что-то я не припомню, чтобы ты мне делал какие-то предложения по этому поводу.
– А сама ты догадаться не можешь, - чуть ли не с упреком сказал Бензабуро.
– Может, мне еще и в муниципалитет самой сходить для регистрации брака с тобой?
– съязвила Айки.
– А что? Подделаю доверенность и схожу. Не оставлять же ребенка безотцовщиной.
– Еще ничего не заметно, - сказал Бензабуро и приложил ладонь к животу Айки. Нормальный, плоский живот. Животик.
Айки выпрямилась и оттолкнула его руку.
– Не трогай. А то опять разозлюсь. Так с кем ты собираешься встретиться?
– С Ерикку.
Айки присвистнула.
– Вот оно что! Тебе надо встретиться с Ерикку!
– Да, с Ерикку. А что такое? Я совершаю очередной глупый поступок?
– По части глупых поступков тебе со мной уже не тягаться, - вздохнула Айки.
– Но не ты один хочешь с ним встретиться.
– Что значит - не могут?
– удивился Бензабуро.
– Не могут - значит не могут. Дома его нет, на звонки он не отвечает.
– Подожди, дорогая, подожди. А ты откуда все это знаешь? Тебя перевели в отдел внутренних расследований? Что-то я не помню такого приказа.
– С девчонками шушукались, когда носики пудрили.
Так. С девчонками носики пудрили. А вы говорите - секретность! Пока в полиции работают пудрящие носик коллеги, всякие режимные распорядки по сохранению секретности не имеют никакого смысла.
– А о чем еще девчонки шушукались?
– поинтересовался Бензабуро.
– О том, - сказала Айки, уперев кулачки в бока, - что кое-кому пора позаботиться о чести девушки, которую он вроде бы любит. Вот!
Бензабуро покраснел.
– Тебе идет зеленый цвет, - пробормотал он.
Через двадцать минут, когда Бензабуро стоял у подъезда многоквартирного дома, где официально проживал Ерикку, от пощечины уже не осталось и следа.
Дом был оживлен и беспокоен. Хлопали двери, доносился топот детских ног, визгливо переговаривались стоящие на балконах домохозяйки и украдкой поглядывали на Бензабуро. Разбитый вокруг дома палисадник, также кишел, несмотря на холодную погоду, детворой. По аккуратным дорожкам прогуливались степенные мамаши с колясками, в которых нахохлившимися воробьями сидели малыши в теплых куртках и шапках. Рядом со степенными мамашами также степенно гуляли будущие мамаши с огромными животами, выпирающими из-под пальто.
Бензабуро сморгнул, но видение не рассеялось.
– С ума они, что ли, все посходили, - прошептал он и потер щеку.
– Вам кого, молодой человек?
– перегнулась через перила балкона на втором этаже не менее молодая домохозяйка. Но печать материнства навсегда превратила ее в существо столь умудренное жизнью, что всяким там Бензабуро навсегда была уготована участь оставаться для них молодыми, незрелыми, мокрогубыми юнцами.
– Мне нужен господин Ерикку, - сказал Бензабуро.
– Господин Ерикку? Из тридцать второй комнаты? А его нет. Он уже давно дома не появлялся. Он ведь полицейский, молодой человек. А у полицейских тяжелый хлеб - дежурства, преступники...
Начальство и слишком осведомленные соседи, про себя закончил Бензабуро. Она мне еще будет рассказывать о тяготах моей службы! Бензабуро растянул губы в вымученной улыбке:
– Дело в том, что я его сослуживец, госпожа.
– Что там случилось, Бонита?
– крикнули с верхней террасы.
– К господину Ерикку пришел его друг, госпожа Баба!
– крикнула в ответ Бонита.
– Скажи ему, что господина Ерикку здесь нет.
– Я так и сказала, госпожа Баба!
– А он что?
– А вы что?
– переспросила уже непосредственно Бензабуро Бонита. Судя по всему, неведомая госпожа Баба пользовалась здесь непререкаемым авторитетом и безграничной властью.