Договор на одну ночь
Шрифт:
Вроде бы ты и не плох, традиции чтишь, род у тебя один из давних, но окружен людьми куда более успешными, а сам…
С губ дяди слетает целая череда грубых ругательств, которая заставляет меня вспыхнуть.
– То есть угадала? Вы хотя бы так надеетесь выбиться в уважаемые греки, а не прожить жизнь перезрелым мальчиком на побегушках?
– Рот закрыла и ушла отсюда! – Дядя предупреждает, кивая на дверь. А в меня вселяются мстительные бесы.
– Я вас огорчу, тейе Димитрий, вас никто не зауважает за такое! Вы не заслуживаете! Вы отдаете родную племянницу ублюдку, который очень
Удар кулаком достается не мне, но многострадальному столу. Я вздрагиваю и торможу, испугавшись.
Прекрасно помню, как тейе Димитрий отдавал замуж свою кровную дочку. Тем летом к нам приехало привычно много туристов. Афина, как и я, обслуживала посетителей в Кали Нихта. К нам повадился ходить один столичный грек с компанией. Её все предупреждали, чтобы вела себя прилично. Очень бросалось в глаза, что он ей понравился. Но она…
У них ребенок родился быстро и вроде как недоношенным, но все же понимают…
– Я повторю один раз и ты меня услышишь, Еленика. Даже если сейчас не услышишь – позже да. Я пообещал твоей бабушке, яе, что ты вырастешь достойной гречанкой. Я делал для этого много. Я многое тебе прощал. Во многом отказывал себе и своим детям, чтобы хватило тебе. Этого достаточно, чтобы ты уважала мое слово. И вот сейчас ты меня тоже слушай внимательно, потому что своих мозгов у тебя пока нет, это мы выяснили. Тебе нужна семья. Хороший муж. Я договорился о том, что ты жизнь свою проживешь в достатке. Если не будешь дурить – в уважении. Георгиос станет старостой. Ты – ни в чем не будешь нуждаться. Если не будешь вести себя как дура, понимаешь? Твои грезы про поступление на певицу – это даже не мечтательность, а позорная глупость! Тебя нагнут до вступительных! Сначала по кругу попробуют, потом домой отправят. С ублюдком в подоле. Ты приедешь вся в соплях, ещё и опозоренная. Я должен ждать этого? Принять должен? Сопли вытереть? Тут тебя ждать уже никто не будет, Лена. Я в твоем позоре не нуждаюсь! Нам отца твоего с головой хватило. Или ты думаешь уже никто не помнит, что он-то на шлюхе и женился когда-то?
Воздух звенит тишиной и ненавистью. Его к моим родителям и бракованным генам. Моей к дядиным словам.
– Да пошел ты к черту. – Я никогда не обращалась к нему на ты, но тут не справляюсь. У него вытягивается лицо. Тоже не ожидал. Но радоваться умению удивлять я не могу.
У меня в глазах собираются слезы.
– Ты за свой длинный язык ответишь, Еленика.
– Я могу повторить.
Мне даже не стыдно при нем плакать. Я стираю слезы со щеки ладонью. Перескакиваю взглядом с одного темного-темного зрачка на другой. Не знаю, что еще надеюсь там увидеть. Неужели недостаточно?
– Остынешь – за всё у меня получишь!
Это не угроза, а рядовое обещание, на которое я уже не реагирую.
– Я не сделала вам ничего, чтобы так меня ненавидеть. Яя не об этом вас просила.
Я разворачиваюсь и выхожу.
Жестом показываю застывшей посреди коридора тетюшке Соне, что ей лучше даже не пытаться со мной говорить. Ныряю в свою комнату
Остановившись посреди спальни, упираюсь взглядом в старый-старый пол. Мне всегда доставалось все самое плохонькое. Но именно от меня всегда требовали самой сильной в этом мире самоотдачи и благодарности.
От такого не способна обтечь даже Лена Шамли.
Из-за происходящего меня тошнит.
Опускаюсь на пол и тяну из-под кровати свою коробку. Деньги на месте. Как и диск родителей. И их фото. И визитка Петра.
Он мне не откажет в помощи. Он не отказывает никому. Он смелый. Справедливый. Сильный. Нормальный, в отличие от всех от них.
Но если Петр ввяжется в разборки, это будет жестоко и может быть даже кроваво. Он из-за меня пострадает, а я жить не смогу, зная, что ему навредила.
Жмурюсь и мотаю головой, отказываясь от идеи.
Мне не нужно спасение.
Я и хочу не этого.
Я нуждаюсь в отвратительном грязном соучастии в преступлении перед греческой чистотой, которую слишком рано продал Георгиосу мой самоуверенный дядя. Я им не дамся. И не сдамся.
Закрыв коробку и спрятав её обратно под кровать, хватаю с покрывала телефон и уставляюсь в экран.
В ушах гудят слова человека, чью фамилию я вроде как ношу, хотя это ложь! Я ношу папину.
Цула… Шлюха… Дура… По кругу… Приползешь…
Не приползу. Даже не надейтесь.
Я захожу в диалог с мужчиной, которого совершенно не касается моя личная драма. Позабыв о гордости и не мучаясь сомнениями, печатаю:
«Вы уже уехали?»
И вижу, как значок «в сети» рядом с именем Андрей Темиров тут же загорается. Удивительно, но и сообщение он читает моментально. Словно ждал. Возможно, просто не меня.
«Нет»
«А когда?» – спрашиваю, пока он не успел выйти из диалога и забыть обо мне.
Прочитав, молчит. После паузы отправляет мне:
«Зачем тебе, Лена?»
Я через экран чувствую его усталость из-за моих глупостей. Но опять же, мне слишком плохо, чтобы стыдиться или отступать. Я всё равно уеду. Просто сделаю это ещё хуже, чем они хотели сделать со мной. Повторяю:
«Когда?»
За свою наглость я могу поплатиться поучительным игнором. И Андрей Темиров, возможно, даже колеблется, заслуживаю ли я ответа. Но сегодня я съела уже достаточно нечистот, поэтому вселенная в его лице сжаливается. Новой строкой всплывает судьбоносное:
«Завтра»
Станьте моим соучасником, господин депутат.
Глава 20
Андрей
По гостиничному номеру разносятся стоны наслаждения. Женские – громкие и погранично искренние. И мужские. Но тут я оценить объективно уже не могу.
С тренером своей жены не ебался.
Но в Ксюхином удовольствии я ориентируюсь хорошо. Или ориентировался.
Мы с ней хоум-видео никогда не снимали. На всякий случай. А они с тренером – да.