Доктор Чистота
Шрифт:
«Если бы точно знать, что в стволе будет пуля, я бы попробовал», — подумал Денис. Пальцы его стиснули холодную рукоять револьвера.
— И не надо больше жульничать, — мягко произнес Кожеед. Он пошел к аккумулятору. — На-ка-жу. Нажимай на спуск, только когда твой брат крикнет. Никакой больше самодеятельности.
— Как ты, брат? — спросил Денис негромко. Кеша поднял глаза и улыбнулся. Денису резануло сердце от этой улыбки.
— Все хорошо.
— А ну отставили шептаться! Говорите в полный голос! — закричал вдруг Кожеед. Слюни полетели
Они молчали.
— Мне нужно было сразу догадаться, что я выбрал неправильно, — сказал Кеша. Громко и четко.
— Что? — Денис не понял.
— Я про тот вопрос. С кем ты хочешь остаться, мальчик? Вот что спросила судья. Помнишь ее? Кудрявая. Губы еще такие… мелкой гузкой.
И тут Денис вспомнил. Тот самый день, когда родителей развели. В памяти Дениса этот день так и остался черным пятном, пропастью во времени и пространстве. Судья была странная, с оранжевыми бигудийными вихрями на голове — и, похоже, в голове тоже у нее что-то такое завихрялось. Тогда их с братом заводили по одному в кабинет судьи, чтобы задать главный вопрос: с кем из родителей они хотели бы остаться? Судья кривила густо накрашенные розовой помадой губы. К ним, как к эпицентру розового взрыва, сбегались со всего лица мелкие морщинки. Судье Денис активно не нравился. А может, ей вообще никто не нравился.
— И я выбрал маму, — сказал Кеша. — Мать.
— Я помню, — сказал Денис. — А я отца. И это была ошибка.
— Это была ошибка, — сказал Кеша. Денис заморгал. — Не было ни дня, ни минуты, чтобы я не жалел о том своем выборе.
— Кеша, при чем тут…
— Помню, когда я вернулся… Когда мать меня вернула. Ты тогда сказал, что я теперь другой. А потом сказал, чтобы я не боялся. Что ты мой старший брат. Что ты отпиздишь любого, кто меня обидит.
Денис покачал головой. Даже если и говорил, он этого не помнил.
— Я не изменился. Нет, Денис. Нет, брат.
Кеша сидел прямо, лицо вдруг стало спокойным. Мертвенно спокойным.
— Он имел меня каждый день. Когда хотел, — голос был отрешенным.
— Что?!
— Тот мужик. Помнишь? Рыжий.
Денис вспомнил. «О боже. Нет-нет-нет». Денису показалось, что он опрокинулся назад вместе со стулом и летит в гигантскую дыру. В Гранд Каньон вины и отчаяния. И падение все продолжается… Конечно, он помнил рыжего. Мужик на маминой кухне, с короткой бородой. Склизкие темные глаза. За стеклами толстых очков. Денис вспомнил, что еле удержался тогда, чтобы не втащить этому типу. Так он его выбесил. Потом Денис с ужасом вспомнил, как сделал над собой чудовищное усилие и даже пожал, уходя, рыжему руку. Ради матери, конечно. Ладонь была вялая и такая… Дениса затошнило. Словно он предал младшего брата в очередной раз.
— Поэтому я всегда смеюсь, — сказал Кеша. — Только поэтому. Только поэтому, брат.
— Прекрасно-прекрасно! — Кожеед засмеялся, захлопал в ладоши, но на него никто уже не обращал внимания. Свечников замер, словно его ударили под дых. По лицу пробежала темная волна. Глаза провалились.
—
Брат кивнул.
— Иногда я думаю, что было бы, если бы мы выбрали наоборот. Наверное, ты смог бы бороться, большой брат. Ты сильный. Но ты был так далеко от меня. Так далеко.
Кеша внезапно выгнулся, затрясся, голова запрокинулась. Кисти рук у него свело и скрючило. Треск, запах озона и горелой кожи. Кожеед подключил ток. Глаза Кеши закатились, на губах выступила пена.
— Кеша! — Денис закричал. — Нет!
— Надеюсь, я вас не отвлекаю? — ядовито поинтересовался Кожеед. Отключил клемму. Кеша дернулся и затих. Брат сидел теперь, скрючившись на левый бок. С подбородка свисала нитка слюны. Кеша заморгал и тихо застонал.
— Кеша! — Денис встал. Снова сел.
— А ну отставили разговоры по душам! — рявкнул маньяк. Голос его вдруг прыгнул вверх на октаву, сорвался. Денис просто физически почувствовал ярость Кожееда. «Ты бесишься, когда что-то идет не по-твоему. Потому что ты теряешь власть, сука». Вот твое слабое место.
Кожеед помахал Денису рукой. Заговорил жестко и напористо:
— Ты! Будешь крутить барабан и нажимать на спуск, пока удача не отвернется. Поехали! В этот раз ничьей не будет, мальчики. Так что вопрос только в том, кто успеет умереть первым. Свечников, проследи! Свечников!
Полицейский медленно повернулся. Поднял голову.
— Хватит! — резко сказал он, вдруг на что-то решившись. Огромный Свечников шагнул к маньяку, поднял пистолет.
Кожеед обернулся. Обиженно поднял брови:
— Свечников, ну ты что?
— Неужели тебе недостаточно?! — Свечников явно плохо себя чувствовал. Его лицо ходило ходуном, от нервного тика дергалась шея и пистолет в руке дрожал. — Я-я сделаю все, что ты хочешь, просто отпусти ребят!
Денис внезапно почувствовал невероятную, несбыточную надежду. И от этого его тело словно резко ослабло, превратилось в студень.
Кожеед поднял брови, оглядел полицейского.
— Свечников, Свечников! Как ты себе это представляешь? — Он обвел рукой палату. — Заметаешь следы убийства, приходишь, как обычно, на работу, а там тебе медаль? И будешь, как ни в чем не бывало, продолжать искать свою жену вокруг старых кладбищ в селе Посохи?
Тишина. Свечников остановился, замер.
— Ты говорил — Охотич?
Кожеед засмеялся. Наигранно, как показалось Денису. «Давай, — подумал он, — пусти ему пулю в лоб, на хер».
— Точно, в Посохах моя первая жертва была… Слушай, ну я же о тебе забочусь. Ты же сопьешься в поисках жены! Помрешь от холода на обочине, никто даже «скорую» не вызовет.
Свечников обвел взглядом трупы, залитый кровью пол. Взгляд его глаз… стал пугающе тяжелым.
— Ты мне врал? — спросил он тихо.
— Тебе нужно знать только одно — в целом мире у тебя никого нет и не будет, кроме меня! — Кожеед выставил перед собой открытые ладони. — И нет, я тебе не соврал, просто оговорился.