Доктор Данилов в сельской больнице
Шрифт:
— А что там привыкать? — вздохнул Никита. — Я же говорю, задают много, а в остальном все то же самое. Учителя — придурки, одноклассники — дебилы.
— Исключения хоть есть?
— Попадаются, — ответил Никита, не расслышав иронии. — Но мало. Англичанка вот хорошая, недавно институт закончила. Фигура как у манекенщицы, а глаза…
— При таких данных можно вообще не знать английского и считаться замечательным педагогом, — поддел Данилов.
— Она добрая, — гнул свое Никита, — орать еще не научилась
— Это как?
— Ну, типа: «Голубев, выйди, пожалуйста, из класса», а не «вон отсюда, мразь!».
Гимназическим нравам Данилов удивляться не стал: школа есть школа, как ты ее ни назови. Покойная мать, преподававшая русский язык и литературу в лицее, частенько сетовала на то, что большинство ее коллег совершенно не умеют разговаривать с людьми.
— Друзей в классе завел?
— Работаю над этим. — Никита явно был не в духе. — А вот и мама!
— Да, — послышалось в трубке.
— Привет! — Данилов постарался вложить в голос как можно больше теплоты. — Если ты еще занята, я перезвоню позже.
— Привет, нет.
— Вот и хорошо! А я сегодня неожиданно освободился в шесть вечера, и вот звоню…
Данилов не соврал: заведующий отделением отправил его спать домой, сказав, что в случае чего выдернет из дома Цапникову, а то у нее чересчур льготный режим работы — сутки через двое, а то и трое.
— Неужели соскучился? — притворилась удивленной Елена.
— Да! — подтвердил Данилов. — Стоит только закрыть глаза, как сразу же вижу твое лицо…
— Бездонные зеленые глаза, высокий лоб мыслителя, губки-ягодки и зубки-жемчужины… — продолжила Елена. — Ты там любовные романы писать еще не начал?
— Скоро начну, — пообещал Данилов, радуясь тому, что Елена шутит, значит, пребывает в более-менее сносном расположении духа. — И посвящу его тебе. Только сейчас я звоню не за этим, я насчет Нового года. Как-никак — семейный праздник.
— Да, — согласилась Елена. — Но не настолько, чтобы праздновать его в твоей реанимации.
— Конечно. — Данилов представил себе эту картину. — Но если вдруг я не сумею освободиться, то вы ведь можете по пути в Питер или обратно сделать небольшой крюк и заехать ко мне. Если я буду знать время вашего приезда заранее, то непременно буду свободен…
— Я так давно не была на празднике в общаге…
— Почему? — перебил Данилов. — Сходим в ресторан, попразднуем, обменяемся подарками, поболтаем, а потом я усажу вас в московскую электричку, и…
— Помашу ручкой!
«Далась ей эта ручка!» — с досадой подумал Данилов. — И через три часа вы будете уже дома.
— Звучит заманчиво… — Данилов не стал уточнять, к чему относятся эти слова — к тому, что через три часа Елена с Никитой окажутся дома, или к самому приглашению.
— А тебе это действительно надо?
— Что «это»? —
— Чтобы мы приехали.
— Очень надо, иначе бы не приглашал. Зачем уточнять?
— Ну мало ли… Вдруг ты напился, под воздействием минутного порыва решил пригласить нас в Монаково и сразу же пожалел об этом.
— Давай не будем придумывать то, чего не было, а? Если один раз я позволил себе выпить немного виски, это не значит, что я должен ежедневно напиваться!
Данилов на самом деле не пил ничего спиртного с того раза. Не потому, что ограничивал себя, а потому, что не хотелось, да и поводов не было.
— Не заводись, Вова. — Голос Елены заметно смягчился. — Уже и спросить нельзя. Мы приедем к тебе четвертого января, подгадаем так, чтобы с утра пораньше. Кстати, ты не звонил на днях Игорю?
— Нет. А что с ним?
— Насколько я поняла, там очередная смена караула, причем очень эмоциональная.
— Откуда такие сведения? — Данилов не мог представить, чтобы Полянский стал делиться с Еленой сокровенным, максимум — мог просто оповестить о замене одной пассии на другую, не углубляясь в сферу эмоционального.
— Я звонила ему на днях, был у меня вопрос по его профилю, и краем уха слышала гневные вопли, которые шли фоном к разговору.
— Что за вопрос? — Данилов заподозрил, что поводом мог быть он сам, и немного напрягся.
— По поводу чудодейственного эффекта льняного масла, если тебе так интересно.
— А что оно такого делает, кроме послабления?
— Способствует похудению!
— Ну, это ясно и без Полянского — все слабительные средства способствуют похудению.
— Хотелось проконсультироваться со специалистом, — рассмеялась Елена.
Так на веселой волне и закончили разговор. Обрадованный Данилов, не откладывая, позвонил Полянскому. В периоды смены караула тот иногда нуждался в дружеской поддержке. Не столько в смысле советов и утешений, сколько в смысле выговориться и убедиться в правильности решения.
— О, глазам своим не верю, что звонит наш ссыльный каторжник!
— Ты уж определись — ссыльный или каторжник, — ответил Данилов. — Это разные виды наказания. А то нелогично получается. И лучше называть меня земским врачом. Ближе к реальности.
— К черту ссыльного каторжника! — не стал спорить Полянский. — Хочешь быть таким — будь. Как там земская жизнь?
— Бьет родниковым ключом по темени. Сам-то как?
— Уже нормально. — Голос Полянского слегка поскучнел. — Но что было… Шум и ярость, только без Фолкнера! Я, конечно, подозревал, что Маша очень эмоциональна…
Данилов хмыкнул. Прожить с женщиной несколько месяцев бок о бок и всего лишь подозревать, что та очень эмоциональна, — это уметь надо! Ах, Полянский, Полянский, мастер уклончивых выражений.