Доктор Данилов в тюремной больнице

Шляхов Андрей Левонович

1. Общий анализ крови и мочи.

2. Рентгеновский снимок легких.

3. Снятие кардиограммы.

4. Консультация стоматолога.

5. Консультация терапевта.

6. Консультация хирурга и уролога.

7. Консультация невропатолога.

Поручив гостя заботам старшей медсестры, которой предстояло организовать сдачу анализов и рентгенографию, Бакланова бросилась инструктировать врачей.

В роли невропатолога пришлось выступить психиатру Черняевой.

— Господи, у меня даже молоточка нет! — сокрушалась она.

— Ничего страшного! — успокоила

Бакланова. — Если голова на плечах есть, то и без него обойтись можно.

Черняевой пришлось согласиться.

Стоматологу Глухову было строго-настрого сказано, чтобы он не смел «шерудить своим говенным инструментом» во рту у фон Гейкинга.

— Усадишь, осмотришь, скажешь, что все хорошо, похвалишь его зубы и на этом закончишь!

— А если он, Лариса Алексеевна, захочет пломбу поставить?

— Отбрешешься как-нибудь! А если нет, то смотри! Я сама тебе пломбу поставлю!

Куда именно ему поставят пломбу, Глухов спрашивать не стал, явно побоялся.

Хирурга Сырова, также выполнявшего обязанности уролога, Бакланова предупредила:

— Смотри, Сан Саныч, ректальный осмотр производи осторожно, бережно, чтобы гость наш в смотровой не окочурился. А то знаю я тебя, живодера!

— Я ему мизинец вставлю, — пошутил Сыров, рассматривая свои сарделькообразные пальцы. — Все будет в лучшем виде, гражданин начальник!

Данилову, как терапевту, самому главному доктору, досталось больше всех.

— Вы уж не ударьте в грязь лицом, Владимир Александрович! На вас вся моя надежда. Осмотрите его, как следует, расспросите хорошенько… Он же неспроста захотел обследоваться. Что бы ему в своей Германии это не сделать? Он впечатлений захотел, чтобы ославить нас на весь мир!

Данилов не был склонен подозревать немца в столь изощренном коварстве. Скорее всего, фон Гейкинг просто решил внести разнообразие в рутинность своих визитов.

— Вы, как терапевт, должны обобщить все данные и выдать ему все диагнозы. Чтобы он понял, что мы тут не лаптями щи хлебаем! А то, видите ли, не понравилось ему, что у нас томографа нету. Да у нас, если хотите знать, на всю область всего два томографа, а в нашей системе их вообще, кажется, нет. И ничего. Если голова на плечах есть, а руки из нужного места растут, то как можно не справиться? Томограф никогда не заменит врача с его опытом и знаниями!

— Я сделаю все возможное, — пообещал Данилов без особого энтузиазма.

С энтузиазмом можно было лечить. Заниматься всякой фигней можно и так, постольку-поскольку. Особенно насмешили слова «выдать ему все его диагнозы», но Данилов сумел сохранить серьезное выражение лица.

Выглядел фон Гейкинг на все свои под девяносто. Сутулый, морщинистый, казалось, тронь его, и он рассыплется, но, надо отдать должное, держался он довольно бодро, и глаза у него были не тусклые, а живые.

Майор Бакланова представила Данилова с пафосом.

— Это наш лучший врач, доктор Данилов…

«Ой, не простят мне коллеги лучшего врача, — усмехнулся про себя Данилов. — Заревнуют». Бакланова, по обыкновению, говорила громко, так, что слышно было на всем этаже.

— …Он раньше работал

в Главном московском госпитале, лечил генералов, а теперь работает у нас.

От «лечил генералов» Данилова передернуло, вспомнился один.

— Почему так? — заинтересовался дотошный немец. — Здесь лучше платят?

— Здесь практика лучше, — ответил Данилов.

— Вы не столько молодой, чтобы любить практику, — покачал головой фон Гейкинг. — Вам надо любить деньги.

— Их я тоже люблю, — улыбнулся Данилов и жестом пригласил пациента сесть на стул.

Фон Гейкинг сел и положил на стол только что снятую кардиограмму. Сопровождающие деликатно вышли в коридор. Бакланова, шедшая последней, обернулась и незаметно для немца подмигнула Данилову.

— Одну минуточку.

Данилов подошел к раковине и начал мыть руки.

— Много воды расходуете, — прокомментировал пациент, наблюдая за процедурой. — Можно налить в раковину и мыть.

Немец говорил по-русски с резким акцентом, но довольно чисто.

— В раковине руки мыть — это только грязь разводить, — Данилов улыбнулся, показывая, что шутит.

Пациентом фон Гейкинг оказался приятным, почаще бы такие попадались. Внятно и кратко изложил жалобы и анамнез, перечислил принимаемые препараты, причем по памяти точно назвал их дозировки. Вроде бы ничего особенного, но на девятом десятке подобное удается не всем.

К концу осмотра старшая медсестра принесла Данилову данные анализов и рентгеновский снимок. Набор диагнозов оказался небольшим: атеросклероз, умеренная гипертония, хронический бронхит курильщика.

— Курить я начал в плену, — гордо, словно о каком-то достижении, сообщил фон Гейкинг. — Этот процесс нагревал мне душу.

На память о пройденной медкомиссии фон Гейкинг получил сувенир: медицинскую выписку с печатью колонии, подписанную майором Баклановой. Вдобавок корреспондент газеты «Тверь двадцать первого века», сопровождавший фон Гейкинга, сфотографировал довольного немца вместе с не менее счастливыми тем, что все хорошо закончилось, медиками.

Майор Бакланова получила визитную карточку немца с адресом, по которому следовало выслать счет за медицинские услуги. Подивившись тому, насколько некоторые люди бывают оторванными от реальности, она сунула ее в карман своего халата, воздержавшись от объяснений по поводу того, что никакой платы не будет. Счет за медицинские услуги гражданину Германии из российского исправительного учреждения — парадокс в квадрате.

После того как немца увели, предстояла традиционная встреча с осужденными в клубе. Бакланова собрала в своем кабинете всех, участвовавших в «шоу», и сказала:

— Спасибо вам, не подвели.

— Рады стараться! — гаркнул Глухов.

Бакланова поморщилась и погрозила ему пальцем.

— Пломбы-то у гуманитария все целы? — спросила Галанкина.

— У него протезы, — ответил Глухов, — но какие! Сразу видно — Европа!

— Человек нам каждый год фуру с едой и шприцами подгоняет, — словно извиняясь, сказала Бакланова. — Ну, захотелось ему впечатлений, мы его уважили. Согласно законам гостеприимства.