Доктор Есениус

Зубек Людо

Наконец зазвенел железный дверной молоток и послышались шаги. «Наверное, мастер Прокоп», — подумал Есениус и облегченно вздохнул.

Но это был не мастер Прокоп, а профессор Бахачек с каким-то гостем.

— Я привел вам коллегу, которым вы интересуетесь со дня вашего приезда, — произнес Бахачек и широко улыбнулся, видя удивление виттенбергского хирурга. — Вы не догадываетесь, кто это? Доктор Залужанский.

Удивление на лице хирурга сменила радость. Доктор Залужанский — самый прославленный пражский хирург!

Они сердечно пожали друг другу руки и обменялись приветствиями.

— Не

прогневайтесь, что я явился к вам в столь поздний час, — оправдывался пражский доктор, придвигая стул ближе к Есениусу и с дружеским интересом разглядывая коллегу-чужестранца. — Мне не давала покоя мысль, не могу ли я завтра быть вам чем-нибудь полезен, и я решил прийти и спросить вас об этом. Поэтому я попросил профессора Бахачека привести меня к вам.

— Что он весьма охотно сделал, — улыбнулся Бахачек.

— Я должен извиниться, что до сих пор не нашел минуты посетить вас, — сказал Есениус. — Профессор Бахачек свидетель, что я очень этого желал, но, поверьте, мне не удавалось. Пока получено было разрешение на вскрытие, пришлось столько потрудиться.

— Вам непонятны причины? Естественно. У вас это намного легче. Будем надеяться, что и у нас положение изменится, стоит вам только сломать лед.

— Я удивлен, что именно в Праге столкнулся с такими препятствиями.

— Если бы вы знали, в каком состоянии находится наша высшая школа, то не удивлялись бы. Коллега Бахачек мог бы рассказать вам больше об этом.

При упоминании об университете Бахачек нахмурился. Ему не хотелось в присутствии дорогого гостя говорить плохо о своем университете.

— Мне, как члену профессорского совета, не подобает говорить о нашей alma mater вещи, которые не послужат ей на пользу. Но всякому известно, что, с тех пор как профессор Залужанский ушел из академии, медицинский факультет погрузился в спячку. Можно сказать, его у нас совсем не стало.

— Вероятно, поэтому здесь и не производятся вскрытия…

Бахачек утвердительно закивал головой:

— Вот почему мы так обрадовались вашему приезду.

— Я был бы весьма счастлив, если бы вы разрешили мне ассистировать вам завтра, — вызвался Залужанский. — Я слышал, что цирюльник у вас уже есть.

— Не столько цирюльник, сколько банщик, — заметил Бахачек. — Банщик Прокоп обещал помогать профессору при вскрытии.

— Ошибаетесь. Дело в том, что я сам анатомирую, — улыбнулся Есениус.

Взгляд Залужанского выражал недоверие, на лице Бахачека было написано удивление.

— Вы анатомируете сами? — спросил Залужанский. — А как на это посмотрят другие врачи? Не упрекнут ли они вас в том, что вы роняете врачебный авторитет? Ведь доктор медицины, заботящийся о своем положении, должен только лечить. Вскрытие — это удел цирюльников или банщиков. Я предполагал, что вы будете лишь дирижировать указкой, а рассекать ткани поручите мастеру Прокопу…

— Нет, нет… Все анатомирование я буду производить сам. Банщик мне нужен лишь для того, чтобы подавать инструменты и, главное, раскладывать органы, которые я буду извлекать из тела. Так я всегда поступаю у себя в Виттенберге.

— Это для меня новость! — радостно воскликнул Залужанский. — Теперь для меня еще важнее видеть вашу работу в непосредственной близости.

Разрешите мне находиться рядом с вами. По крайней мере, я смогу быть посредником между вами и мастером Прокопом…

— Он как будто знает латынь, — заметил Есениус.

— Возможно, несколько слов, но не более того, — сказал Бахачек. — Во всяком случае, неплохо, если поблизости от вас будет доктор Залужанский.

Наконец пришел и мастер Прокоп, чтобы окончательно договориться с доктором о завтрашнем дне. С помощью доктора Залужанского они весьма быстро обо всем столковались.

Когда гости ушли, Есениус лег спать и проспал несколько часов беспокойным сном.

Проснувшись поутру в этот памятный день 7 июня 1600 года, он, прежде чем умыться, подошел к окну и распахнул раму с круглыми непрозрачными стеклами, желая узнать, какая сегодня погода.

Прошел дождь. Небо было все в тучах, и дул необычный для июня холодный ветер.

Есениус остался доволен. По крайней мере, труп не будет быстро разлагаться и гнилостный запах не отпугнет посетителей от дальнейших лекций по анатомии. Есениус распределил демонстрацию вскрытия на четыре дня, в точном соответствии с предписаниями, изложенными в основных анатомических учебниках. В первый день он покажет и наглядно разберет «membra nutritiva» — пищеварительную систему; другой день посвятит «spiritualiam», то есть головному мозгу и нервам; на третий займется «amnialiam» — печенью, сердцем, легкими, и, наконец, последний, четвертый день пойдет на демонстрацию костной и мышечной системы.

Резкий стук в ворота оторвал его от размышлений. Это мастер Прокоп возвещал о своем прибытии. Они торопливо зашагали полупустыми улицами к Речковой коллегии, чтобы явиться туда первыми. В пятом часу помощники палача должны были уже доставить труп казненного.

Двор коллегии был оборудован под театр. Студенты высших учебных заведений не раз показывали здесь спектакли, поэтому университет построил разборную сцену и приготовил большое количество досок, чтобы можно было быстро сколотить помосты со ступенчатым расположением скамеек. В первом ряду поставили мягкие кресла, предназначенные для высоких гостей; во втором стояли стулья со спинками — для посетителей рыцарского звания. Горожане должны были сидеть на скамьях; опоздавшие могли только стоять.

Посреди двора возвышался дубовый стол с нетесаной доской, так называемым штоком, каким пользуются мясники. Под столом стояли две лохани, рядом — столик для инструментов.

Через минуту после их прихода появился и доктор Бахачек.

— Только бы не было дождя, — озабоченно произнес Есениус и посмотрел на затянутое тучами небо.

— Дождя не будет, — успокоил его Бахачек — дым поднимается вверх. Это хорошая примета. Народу соберется много.

— В Виттенберге зрителей всегда бывает много больше, чем на промоции [14] , — заметил Есениус.

14

Промоция — торжественный акт вручения диплома или присуждения ученой степени.