Доктор Есениус
Шрифт:
— И как это вы только можете шутить такими страшными вещами! — притворно рассердилась пани Кристина и тут же побежала на кухню похлопотать, чтобы ее гость смог быстрее поужинать и отправиться в ночное путешествие.
Когда совсем стемнело, появился доктор Залужанский.
К дому палача они пробирались темными улочками, кое-где озаряемыми слабым огоньком свечи, пробивающимся сквозь полотняные занавески. Им встретилось лишь несколько прохожих, которые торопились домой, так как в темноте трудно было ходить без фонаря или факела.
Мыдларж до последней минуты не верил, что доктор придет к нему. Он думал, что это был лишь
Такие гости, каких он ждал на этот раз, еще не переступали его порога.
На всякий случай жена палача уже с вечера поставила на огонь большой котел воды, чтобы важному гостю, если он придет, не пришлось долго ждать.
Внутреннее убранство дома, куда вошел Есениус, не было для него неожиданным. В Виттенберге в поисках трупов для анатомирования ему не раз приходилось бывать у палача. Поэтому и сейчас он не испытывал того гнетущего чувства, которое обычно охватывает людей, впервые посетивших столь грозного хозяина.
В доме Мыдларжа и вправду было достаточно вещей, от которых волосы становились дыбом. Сразу же у входа, в сенях, лежало большое, прикрепленное к бревну колесо, к которому привязывали осужденных. Да и все остальные предметы, сложенные здесь, как на складе, разумеется, не предназначались для приятных и безобидных занятий. Но если кто-нибудь еще и сомневался в их назначении, то в большой горнице эти сомнения должны были исчезнуть при первом же взгляде на стену. На почетном месте между окнами, на одинаковом расстоянии друг от друга, висели всевозможные мечи, предназначенные для свершения казни. При взгляде на них у каждого невольно возникала мысль: сколько человеческих жизней прервали эти страшные орудия? И взгляд посетителя, притягиваемый каким-то жутким любопытством, против воли задерживался на клинках — не сохранился ли на металле след запекшейся крови. Мечи, однако, блестели чистотой, и пламя свечи, которую держал палач, как в зеркале, отражалось на обнаженных лезвиях.
Жена Мыдларжа была очень горда приходом двух ученых. Она вытерла краем передника стулья, которые им предложила, и всячески старалась угодить гостям.
Есениус окинул ее взглядом. Это была молодая женщина удивительной красоты. Хотя красота ее не бросалась сразу в глаза. Но, если каждая красавица использует свою красоту как оружие, которым она завоевывает сердца мужчин или хотя бы привлекает к себе их внимание, Катарина Мыдларжова выглядела женщиной совсем иного склада: во взгляде ее скрывались какая-то затаенная робость и страх. Страх перед людьми. Она чувствовала себя среди них, как робкая лань, которую за каждым кустом поджидает опасность. О нет, ей не нужно было бояться, что на ней остановит свой взгляд какой-нибудь навязчивый кавалер. Нет, женой палача брезговали даже самые безобразные. А появляясь среди людей, она должна была держаться от них подальше. Не дай бог, если бы она кого-нибудь задела или кто-нибудь случайно прикоснулся к ней. Грубое ругательство было наименьшее, что ожидало ее за такую дерзость.
И теперь, предлагая гостям стулья, она с опаской поглядывала на них — как бы Они не ответили ей грубостью.
Но Есениус только улыбнулся и сел. Его примеру последовал Залужанский.
— Возможно, мы вспугнем
Она благодарно улыбнулась, когда Залужанский перевел ей слова Есениуса, и быстро ответила, что будет спать с детьми в большой горнице и что у нее крепкий сон — работа не помешает ей. А дети спят так крепко, что их можно украсть во сне.
Они еще немного посидели, поговорили с хозяйкой о ее детях, затем Есениус обернулся к Мыдларжу:
— Начнем?
Палач молча кивнул и повел своих гостей в сени, где в котле уже начала закипать вода. У стены был поставлен большой дубовый стол.
— Не потребуется ли нам помощь кого-нибудь из моих людей? — Мыдларж вопросительно посмотрел на Есениуса. — Они живут в каморке в конце двора.
— Пожалуй, мы и сами справимся, — ответил Есениус. — С ними, конечно, дело пошло бы быстрее, но мне не хочется, чтобы о нашей работе знало больше людей, чем нужно. Или, может быть, вы уже сказали им об этом?
Мыдларж нахмурился.
— Людям нашего ремесла несвойственна болтливость, — ответил он с упреком. — Вам нечего бояться, от нас никто ничего не узнает.
Есениуса это объяснение успокоило.
Началась страшная стряпня. Есениус и Залужанский с палачом Мыдларжем вываривали в котле части расчлененного трупа, бывшего еще недавно предметом публичного анатомирования.
Двери были заперты; окон в сенях не было. Только около дверей было прорублено маленькое окошечко, которое Мыдларж заткнул тряпками, чтобы любопытные не могли увидеть с улицы, что делается внутри.
Работа в тесных сенях их изнуряла. Было душно, воздух был насыщен горячим паром и неприятным запахом.
Есениус вынул из сумки, которую принес с собой, бутылку паленки и, спросив у Мыдларжа, который час, предложил выпить. Все охотно согласились.
— Нам еще не раз придется приложиться к этой бутылке, чтобы выдержать до конца, — усмехнулся доктор, снимая обшитый кружевами камзол.
Залужанский и Мыдларж также сняли камзолы и засучили рукава рубашек. Палач подложил под котел сухих дров, чтобы вода все время кипела.
Мыдларж оказался весьма толковым помощником. Он с первого слова понимал желания ученых и выполнял их с большой точностью.
Прежде всего они очистили грудную клетку; в трепещущем свете факела, горевшего в железном подфакельнике на стене, все ребра отливали молочной белизной.
— Вы сможете разобраться, где какая кость должна быть? — спросил палач.
— Я знаю все кости, из которых состоит человеческий скелет. И сейчас пишу книгу о костях.
Все были погружены в работу, когда их прервал несмелый стук в дверь.
Мыдларж вытер руки о фартук и спросил:
— Кто там?
— Это я, Бета Голубова. Я хотела бы попросить у вашей жены каких-нибудь трав.
Голос был свежий. Он явно принадлежал молодой девушке. И, должно быть, смелой, если она отважилась отправиться ночью в дом палача.
— Жена уже спит. Против какой болезни тебе нужны травы?
Ответа не последовало. Мыдларж повторил вопрос.
Бета ответила смущенно:
— Пустите меня хотя бы в сени. Там я вам все расскажу
Есениус быстро обернулся, чтобы дать Мыдларжу знак не пускать девушку, но палач и не собирался открывать дверь поздней посетительнице.