Доктор Х и его дети
Шрифт:
– Когда меня выпишут? – перебил Существо.
– Умный вы человек, Павел Владимирович, – начал Христофоров. – Ну, хорошо, пока еще не человек. Знаете, в определенном смысле вы правы. Зваться человеком – это еще заслужить надо: человеческое существо, гомо сапиенс. Умный, а туда же, заладили как все: когда выпишут… Покуда вы существо, разве место вам среди людей, дома? Сами же понимаете: на улицу не выходили, школу не посещали, в собственной квартире – и то сидели запершись. Что вам там делать? Выпишут вас тогда, когда человеком стать захотите. Но у меня есть для вас и приятная новость: насовсем отпустить
– А две недели мне что делать? – жалобно спросил Существо.
– Ну, что, отдыхайте, общайтесь. – Христофоров выставил пятерню и начал зажимать пальцы. – Пришелец с Сириуса – раз. В первую палату еще не заглядывали? Там у нас злобная птичка Ангри Бёрдс живет, с компьютерными играми перебравшая, – два. С вами в столовой за одним столом кушает мальчик, который ложкой отказывается есть и вылизывает тарелки, он – собака, оборотень – три. Пока всё… Но ваши коллеги прибывают довольно часто.
– Я не сумасшедший!
– Обижаете, Павел Владимирович. Самого себя обижаете. Анекдоты любите? Я расскажу один, он мне особенно нравится. Мужик проезжает возле сумасшедшего дома, вдруг колесо у машины прокололось. Стал он менять колесо на запаску, и вдруг все четыре винта упали у него в люк. Что делать? Тут высовывается из окна сумасшедший и говорит: «Возьми по винту с каждого колеса и закрепи запаску на трех винтах, и на остальных колесах останется по три винта». «Ну, конечно, буду я слушать сумасшедшего», – говорит мужик. Но делать нечего, самому ничего в голову не пришло, попробовал – правда получилось. И он тому в окно кричит: «Что же тебя там держат, коли ты такой умный?» А тот отвечает: «Я сумасшедший, а не дурак!» Мораль сей басни какова? Чтобы сойти с ума, его надо иметь. У вас же есть ум?
– Есть, – кивнул Существо.
– Значит – чисто теоретически, – вы могли с него сойти и представить себя Существом. Так?
– Так…
– Ну, на этом пока и остановимся. Таблеточки, что вам дают, пейте, в тайники не прячьте. А то бывает у нас такое: кладов понаоставляют, а потом сами к этим кладам через месячишко после выписки и возвращаются. И опять на семьдесят дней – ждать пока терапия подействует.
– Сначала я молчать хотела. Поверьте, моего стыда вы не узнали б никогда, – талдычил Шнырь в игровой.
Христофоров, засучив рукава, замер в стойке. За каждым его движением следило четыре пары глаз. Никто не решается накинуться первым, а скоординировать свои действия им в голову не придет.
– Ну, – Христофоров выжидающе поманил к себе пальцем. – Смелей! Кто на толстенького?
«Кто на толстенького? Кто на толстенького?» – запел он, пытаясь подражать Андрею Миронову, но вышло не очень. Вдруг на миг показалось, что пол уходит из-под ног, спина покрылась испариной. Он сжал зубы и тряхнул головой, получилось как приглашение.
– Иииииии, – закричал Шнырь, отбросил книжку и, склонив голову, как бычок, ринулся на Христофорова. Тот выставил ногу, сделал подсечку и, одной рукой подхватив падающего Шныря, другой ухватил его за ухо.
– Одно
– Ииииии, – верещал Шнырь, пока остальные нетерпеливо притопывали, боясь пропустить свой черед «драть за уши».
Через несколько минут из-за затворенной двери игровой доносились смех и визг, и сквозь всю эту кутерьму прорывались возгласы:
– Тянем!.. Потянем!..
Дверь приоткрылась. Послышалось: «Щк!» – и еще, для верности: «Щк-щк!»
Стоявший на карачках в расстегнутом халате, обвешанный детьми, как обезьянками, Христофоров оглянулся на звук, но дверь уже закрылась.
Главврач поднял глаза на Анну Аркадьевну:
– Опять?
– Опять, – кивнула она. – В тесном контакте с детьми, вот…
Когда и эта дверь за ней закрылась, фотографии одна за другой, как стайка летящих птиц, перекочевали в начальственный компьютер: папка «Служебное» – папка «Отделение для мальчиков 11–15 лет».
Убедившись, что фотографии благополучно перелетели на жесткий диск, главврач вновь ощутил тревожное чувство, которое испытывает всякий, кто рубит сук под собственным задом.
Работать в отделении было некому. Даже его племянник не позарился на поднятую государством зарплату и сбежал обратно в свой бар. Утратив приставку «глав», остаешься с корнем «врач», а если зреть в этот самый корень, как советовали некоторые умные люди, то и сам в корень превращаешься. А где положено быть корню? Не цвести на поверхности, не качать кудрявой порослью на ветрах научных конференций и заседаний, а сидеть в земле, в самом что ни на есть навозе, имя которому – государственная больница.
На тревожные сигналы снизу надо реагировать, тем более в наше время, когда инструкции сверху летят в больницы, как птичий помет: не знаешь, когда прилетит, и увернуться невозможно, не ходить же все время с задранной вверх головой. Ну а если сигнал снизу, каким бы нелепым он ни был, попадет наверх – big bang разнесет твою карьеру в клочья.
Недавно в больнице работала комиссия. Искала то, что ищут по всей стране: коррупцию. Однако в их больничке Салернский кодекс – «встретив больного, договорись об оплате, ибо, вылечив его, ты ничего не получишь» – не работал. Возможно, потому что большинство больных психиатрического стационара не вылечивались полностью и встречать их приходилось вновь и вновь. Да, на каждом отделении есть по одной палате для съехавших с катушек митрофанушек, но трогать их маменек и папенек комиссия, конечно, не стала, ведь на то у нее и широко закрытые глаза.
Несолоно хлебавши проверяющие ушли, но чутье главврача подсказывало, что они еще вернутся, ведь не только коррупцию можно искать в детских больницах.
«В тесном контакте с детьми», – повторил про себя главврач и вздохнул. Проще, конечно, уволить с отделения подозрительную старую ведьму, так ведь она молчать не будет, пойдет трезвонить по закоулкам, еще и его в сообщники приплетет.
Извращенцы на каждом углу поджидают честных граждан, чтобы испортить им карьеру. Ведь у Христофорова и впрямь нет жены, детей своих нет, зато чужих – с избытком. Почитай, один отделение тащит, права не качает, жаловаться к нему не ходит… Внимание привлекать не хочет? Поди разбери… А как сверху придут разбирать, так уж поздно будет.