Доктор Крюк 3
Шрифт:
Он поднял молоток выше и с силой ударил им по столу. Звук получился сухим и окончательным, как выстрел.
— На основании законов Его Величества и лорда-протектора Англии, Шотландии и Ирландии, — продолжил судья уже более громким, почти торжественным голосом, — суд приговаривает подсудимого Крюка к высшей мере наказания — смертной казни через повешение.
По залу пронесся вздох.
— Казнь назначить на рассвете следующего дня, — добавил судья, откладывая молоток и вставая. — На городской площади, для всеобщего обозрения и в назидание прочим злодеям. Заседание закрыто!
Глава 24
Меня
Эшафот.
Утро только занималось, но площадь уже ревела сотнями глоток. Бриджтаун явился поглазеть на смерть пирата по прозвищу «Доктор Крюк». Зрелище обещало быть занимательным, как видно. Солнце еще не поднялось над крышами, но небо на востоке наливалось мутным, обещающим жару светом. Воздух был неподвижен, тяжел, пропитан вчерашним зноем и запахами порта — гниющими водорослями, рыбой, дегтем.
Подъем был коротким, всего несколько ступеней, но показался мне бесконечным. Ноги двигались сами собой, механически. Руки, стянутые за спиной жесткой веревкой, ныли. Вчерашние кандалы сменили на простую пеньку, но легче от этого не стало. Наверху, на помосте, уже ждали. Палач — здоровенный детина в грязном кожаном фартуке и мешковатом капюшоне, скрывающем лицо. Судья, вчерашний тип, с одутловатым лицом и в мятом парике, явно страдающий с похмелья. Пара солдат для острастки, хотя куда уж больше — внизу целое море враждебных лиц.
Меня подвели к центру помоста, к столбу с перекладиной, через которую уже была перекинута толстая веревка с аккуратно сформированной петлей на конце. Финальный аккорд моего невероятного путешествия. Конец истории доктора Николая Крюкова, выброшенного из двадцать первого века в семнадцатый.
Гул толпы накатывал волнами. Выкрики, оскорбления, свист. Кто-то швырнул гнилым фруктом, но не добросил, он шлепнулся у подножия эшафота. Я заставил себя поднять голову, обвести взглядом это море лиц. Лиц чужих, жадных до крови, до чужой боли. Ни одного знакомого. Где Морган? Успел ли уйти? Где Филипп и Марго? Неужели их тоже схватили после моего ареста и сейчас держат где-то в форте, или…
Нет, не думать об этом. Главное — они не здесь, не в этой толпе. Морган ушел. Ящик Дрейка в безопасности. Тайна плывет к своей разгадке, пусть и без меня. Это единственное, что имело значение.
Я повернулся к гавани. Инстинктивно. Море всегда было моим спасением и моим проклятием. Сейчас оно лежало там, сверкающее первыми лучами восходящего солнца. Легкая рябь на воде, далекие силуэты кораблей на рейде. И внезапно, остро, почти физически ощутимо, нахлынуло воспоминание. Другое море. Ревущее, черное, вздымающееся водяными горами. Треск ломающегося корпуса, крики тонущих людей, ледяная вода, захлестывающая палубу круизного лайнера «Принцесса Карибов». Год две тысячи двадцать пятый. Шторм невиданной силы где-то в районе Бермудского треугольника. И я, семидесятилетний судовой врач, смытый за борт волной.
А потом — тьма и пробуждение уже здесь, в этом времени. И голос в голове. Нейросеть «Вежа». Мой единственный спутник
Обещания, очки влияния, омоложение, подсказки, карты, тайны. Все вело сюда, на этот эшафот?
«Вежа?» — мысленно позвал я. — «Ты здесь? Хоть какой-то комментарий? Финальный аккорд, так сказать?»
Абсолютная, звенящая тишина в голове. Бросила меня? Или просто констатировала факт — игра окончена, носитель выбывает из проекта? Ее цели всегда были туманны, ее логика — недоступна. Возможно, моя смерть — тоже часть ее плана. Убрать ненужную фигуру с доски.
Я усмехнулся про себя. Ирония судьбы, достойная пера какого-нибудь графомана из моего времени. Врач, спасавший жизни, закончит свои дни в петле, как презренный разбойник. Невероятно. Глупо. И совершенно неотвратимо.
Я снова обвел взглядом площадь, город, расстилающийся внизу. С высоты помоста вид был иным. Черепичные крыши, узкие улочки, дымки над трубами. Взгляд скользнул по знакомому двухэтажному зданию с обшарпанным фасадом. Таверна «Рыжий Кот». Сколько рома там было выпито, сколько планов построено.
И тут я замер. Что-то было не так. На боковой стене таверны, которая выходила на соседний переулок и была почти не видна с уровня земли, но прекрасно просматривалась отсюда, с высоты эшафота, был рисунок. Грубый, сделанный, видимо, углем или краской, но вполне отчетливый.
Корова. Обычная корова с рогами и выменем. Кто и зачем ее там нарисовал? И почему я раньше ее не замечал? Или замечал, но не придавал значения? Рисунок выглядел старым и выцветшим, но все еще различимым в предрассветных сумерках. Просто корова на стене таверны. Какая-то местная примета? Или чья-то дурацкая шутка? Но почему-то этот неуместный рисунок приковал мое внимание, заставив на мгновение забыть о веревке, о толпе.
Корова. Просто корова. Почему она так вцепилась в мой мозг? Рисунок, который я так тщательно скопировал с надгробия отца Джона Блэквуда на том проклятом кладбище! Там была она — такая же неуклюжая корова, а рядом — перо.
«Корова с пером».
Я тогда решил, что это какой-то герб или символ старых соратников Дрейка, как и говорил Джон. Бессмыслица, не имеющая отношения к делу. Но теперь…
Мой взгляд метнулся в сторону. Рядом с таверной «Рыжий Кот» стояло другое приземистое здание, более солидное, из серого камня — здание суда. Там вчера мне вынесли приговор. И на его фронтоне, прямо под треугольной крышей, был вырезан барельеф. Я видел его и вчера, но не обратил внимания, голова была занята другим. Теперь же я смотрел на него во все глаза. Перо. Большое, стилизованное гусиное перо, символ правосудия, канцелярии, закона.
Корова на таверне. Перо на здании суда. Корова и перо.
Они были рядом. И видны вместе, как единая композиция, только отсюда, с высоты. С уровня улицы, с площади, они были просто отдельными элементами городского пейзажа. Но сверху они складывались в ту самую картинку с надгробия.
«В глазах Святого Бернара»! Фраза умирающего пирата, которая привела нас на остров Монито. Я ломал голову, чтобы понять что она значит, пока не понял — остров, если смотреть на него с высоты птичьего полета. Он напоминал своими очертаниями лежащую собаку сенбернара. Ключом была точка обзора! Не сам символ, а место, откуда на него смотришь!