Долг

Хейл Карина

Почти.

Но все это все еще здесь, скрыто в глубине моего сердца. Когда на прошлой неделе мы занимались сексом, когда я был глубоко внутри нее, заставляя ее тело дрожать, во мне жила часть вины, от которой я не мог избавиться. Я знал, что секс с ней – наконец-то - будет впечатляющим, но я не ожидал, что он так повлияет на меня. И пока я сгораю от желания быть снова с ней, вина, сопровождающая ситуацию, напоминание о том, кто я, в наши самые интимные моменты, вероятно, появится снова.

Если только она не избавит меня

от вины другим способом.

Звук хлопающей двери привлекает мое внимание. Джессика машет мне с передних ступеней, маленький чемодан на колесиках стоит рядом с ней, и я выхожу из машины, чтобы помочь.

— Я могу справиться сама, — говорит она, а затем смотрит на машину, сверкающую, словно лес в слабом солнечном свете. — Ого, а она красивая.

Всю неделю, пока работал над машиной, я присылал Джессике фотографии, но, полагаю, вживую она выглядит ещё лучше.

Забираю у нее чемодан и тут замечаю, что кое-чего не хватает.

— Никаких костылей?

Она улыбается мне и поднимает трость, слегка крутя ей.

— Неа. Теперь я сама элегантность.

— Определенно, так и есть, — говорю ей, а затем наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в щечку. Она восхитительно пахнет. Моя кровь начинает закипать. — Лучше бы тебе сесть в машину до того, как я наброшусь на тебя прямо здесь. — Смотрю ей через плечо и вижу, как Кристина и ее своеобразный муж выглядывают из окна, наблюдая за нами. Киваю им, и они исчезают в тени дома.

— Дай угадаю, они не одобряют, — спрашиваю я, неся чемодан Джессики к багажнику.

— Черт, нет, — говорит она, садясь на переднее сиденье и бросая трость на заднее. — Но, если я что-то задумала, они не многое могут сделать, чтобы остановить меня.

— Охотно верю.

Забираюсь внутрь и завожу машину. К моему облегчению, «Ягуар» мурлычет, как голодный котенок, и мы отправляемся вниз по дороге.

— Итак, как твоя терапия? — спрашиваю я. Несмотря на то, что мы часто переписывались друг с другом, и она держала меня в курсе, личный разговор совершенно другое. В сообщениях Джессика кажется смелее. Но только когда вижу ее лично, я понимаю, как она на самом деле себя чувствует.

Она пожимает плечами, скользя руками по панели и изучая машину.

— Нормально.

— А на самом деле?

Она смотрит на меня краем глаза.

— Довольно паршиво.

Киваю.

— Как так?

— Ну, не буду утомлять тебя подробностями, но давай просто скажем, оба занятия закончились слезами и ненормативной лексикой. Не знаю, как Кэт терпит меня. Наверное, поэтому она такая жестокая, она вынуждена быть такой.

— Есть улучшения?

— Ну, избавление от костылей было первым. Я сильно завишу от трости, и, вероятно какое-то время так и будет, но, если использовать ее вместе с шиной, я могу ходить довольно много. В смысле, не совсем ходить, скорее, неуклюже шагать, да еще и хромая, но приму то, что есть, на данный момент.

—

Честно говоря, звучит многообещающе. Я горжусь тобой.

Она смотрит на меня, медленно моргая.

— Ты хорошо справляешься, Рыжик, — говорю я, убедившись, что она слышит. — Прежде чем сама осознаешь, ты уже будешь бороться с преступностью.

Она мило смеётся.

— Что?

Пожимаю плечами.

— Разве не так бывает? Героиня восстанавливается после того, как ее оставили умирать, а затем использует новообращённую силу, чтобы бороться со злом, обитающим в ее городе?

— Единственные, с кем я сражаюсь в Эдинбурге, чёртовы чайки. Вчера они едва не обделали меня.

Мы сидим в приятной тишине, пока едем через Форт-Бридж в Перт, а затем в Питлохри, направляясь в Инвернесс. Конечно, между нами есть напряжение. Оно постоянно потрескивает, словно оборванные линии электропередач. Быть так близко к ней и держать руки на руле - не что иное, как чистая пытка. Потому что теперь я знаю, какова на вкус ее кожа, знаю, как она ощущается изнутри, тугая и горячая. Помню, как ее тело слилось с моим так, что происходящее вышло за рамки простого и легкого траха. Не поймите меня неправильно, это было легко. Черт, так же естественно, как и дышать. Но я не ожидал такой связи с ней.

Ту же самую связь я ощущаю и сейчас.

Мы по очереди выбираем радиостанции. В машине только AM-диапазон, поэтому я останавливаюсь на «Мотаун», в то время как она предпочитает свинг музыку. Мы говорим обо всем: британской политике, канадском премьер-министре (уверен, он ей нравится), существуют ли пришельцы (определенно, да) и незабываемом отпуске.

На последней теме она уходит в себя, и я знаю, что заставляю ее думать о детстве, о котором она думать не хочет, поэтому рассказываю ей о первом (и единственном) разе, когда я ходил на охоту с отцом.

— Даже не уверен, что это можно назвать каникулами или отпуском, — рассказываю ей, когда мы приближаемся к автомагистрали. — Моя мать редко выражала своё мнение в нашей семье, отец подавлял всех нас. Но, по ее настоянию он взял моего брата, Мала, и меня на Лох-Ломонд, поохотиться на куропаток. Я даже не уверен, что к югу от Высокогорья есть куропатки, мы ни одну не видели. Но дело не в этом. Он думал, что сделает из нас мужчин, и на самом деле то был единственный раз, когда он проводил время с нами.

— Сколько вам было?

— Мал младше меня на девять лет. Мне тогда было шестнадцать.

— Ему было семь, когда он пошёл на охоту? — недоверчиво спрашивает она.

Я киваю.

— Да. Наверное, в моем случае отец увидел упущенную возможность. Я оказался не тем человеком, в котором он нуждался, не тем сыном, который был ему нужен, так что вместо этого он отправился за Малом. Что ж, если встретишься с Малом, ты поймешь, получилось не очень хорошо.

— Дай угадаю, он гей.

Я смеюсь.