Долгая дорога домой
Шрифт:
Предательство сербов Россия искупила только в тридцать седьмом. Пройдя по лезвию бритвы — согласно Берлинскому мирному договору на государство-агрессор имеет право напасть любая из подписавших договор держав, этакая круговая порука, — только что вступивший на трон Александр Четвертый, еще не заслуживший в народе приставки «Великий», филигранно все рассчитав, сумел вырвать больше миллиона сербов из кровавой ловушки, в которую превратилась их земля. В течение последующих лет еще два миллиона воспользовались возможностью и уехали в Россию. Часто сербы отправляли жен и детей в Россию, а сами
Так Россия получила новых подданных, новый народ, а Австро-Венгрия получила немало проблем.
На всей территории, прилегающей к Адриатике, правили хорваты. Так сложилось, что они выбрали путь, по которому шли по колено в крови. Путь этот указал им адвокат Анте Павелич, образованный и крайне жестокий, не раз встречавшийся в свое время с Муссолини [73]. Анте Павелич был человеком своего времени и своего места — он сумел переступить через нормы человеческой морали и совершил первый в Европе акт геноцида [74]. Удивительно, но во имя спокойствия в Европе никто ничего, кроме России, не предпринял, а Павелич какое-то время был даже первым министром в австрийском правительстве, при том, что у него не руки были в крови — он весь был в крови!
Теперь благодатная земля Средиземноморья была перекрыта уродливыми громадами блокпостов, патрулировалась регулярными армейскими частями и усташескими бандами, которые нередко грабили и убивали. Всему этому противостояли остающиеся в живых сербы, мусульмане, которых тут становилось все больше и больше, и арнауты, просто конкурировавшие с хорватами за криминальные промыслы.
Поэтому дальше на машине ехать было нельзя.
Место для стоянки нашли сразу же — в пограничной зоне никем не установленной границы внутри единой страны многие города жили торговлей и перевалкой грузов. Один из громадных складов-стоянок, где за относительно скромную плату можно было оставить груз, машину или машину с грузом, находился в Михаче. Въезд за ограду с колючей проволокой и собаками стоил двести крон в день, не такая уж большая плата за сохранность машины, содержимое кузова которой никого здесь не интересовало. Это был всего лишь еще один грузовик из двух с половиной сотен уже стоящих тут.
Заглушив мотор, сотник какое-то время просто сидел, закрыв глаза и пытаясь хоть как-то отдохнуть. Все-таки на таблетках ехать — не дело.
— Приехали? — спросил Божедар.
— Как видишь…
Враг рядом с тобой… Тот, на кого ты и не подумаешь.
Велехов не очень доверял Божедару, слова цыганки запали в душу, наложившись на те подозрения, которые в ней уже были. Что-то неясное крылось во всем этом: сербы, знающие приграничье, как собственный нужник, попали в засаду, за что-то убили контрабандиста… И вообще в напряженной обстановке приграничья и в движущихся на Россию колоннах техники…
Пытаться выйти на связь со своими и сообщить о колоннах техники он не стал. Не может быть, чтобы в штабе и так об этом не знали, современные спутники сканируют землю одновременно множеством способов, и ни ночь, ни дождь, ни туман не могут скрыть передвижение крупных сил у самой границы. Сейчас поступают по-другому,
Враг рядом с тобой…
— Пойдем? — Божедар был готов действовать.
— Куда?
— Ну… на встречу.
Господи…
— С кем?
— Ну… с друзьями.
— С какими? У тебя тут есть друзья?
— Везде, где живут сербы, у меня есть друзья.
— Они тебе друзья. А ты им?
— О чем ты, пан казак?
— Да о том. Ты считаешь всех сербов своими. Ты так ничего и не понял из того, что я тебе сказал, а это плохо.
— Серб серба не предаст.
— Уверен? А ты знаешь, что в Пожареваце половина надзирателей — сербы?
— Это ложь! — покраснел от ярости Божедар. В Риме краснеющих в гневе брали в легионеры и преторы.
— Это правда. Сербы, переметнувшиеся на другую сторону. Я тебе скажу одну вещь. Вот возьмем сербскую семью. Она живет здесь, пусть и на птичьих правах. Дети ходят в гимназию, пусть и католическую, а православие изучают дома. Теперь, если начнется сербский мятеж, сюда придут усташи и возьмутся за свои сербосеки. Может погибнуть вся семья. А если этот серб сообщит, к примеру, о тебе в ХауптКундшафт-Штелле, то ему заплатят немалые деньги и вывезут отсюда его и его семью — он доказал лояльность государству. Ну, и как ты думаешь, поступит серб, когда будет решать, что важнее, мятеж или его семья?
— Ты плохо говоришь, рус… — проронил Божедар после долгого молчания.
— Я правду говорю. Пусть она и не такая, какой ты хочешь ее видеть, но это правда.
* * *
С остальными встретились у озера Балатон, добравшись туда экскурсионным автобусом — шаттлом. Соболь, Певец, Чебак — все они приехали на разных машинах и все — без оружия, только с деньгами, как туристы. В потоке туристов, едущих к озеру Балатон, затеряться было просто, и на компанию мужчин, собравшихся в одном из кафе, никто не обратил внимания.
Заказали большую порцию крестьянского рагу — оно готовилось в огромной утятнице, да так в ней и подавалось на стол, пышущее жаром. Ели, как едят крестьяне, — из одного блюда.
— Как добрались? — спросил Велехов, тщательно пережевывая жесткое в этих местах мясо.
— Нормально, — за всех ответил Чебак, — видел, что на дорогах?
— Да… Не надо об этом.
Какое-то время все сосредоточенно насыщались, уплетая распаренное месиво из овощей и мяса. Кафе стояло на берегу озера. Синюю гладь бороздили водные мотоциклы, среди которых солидно прорезал волну теплоход.
Добравшись до закопченного дна утятницы, все сыто вздохнули, полный желудок располагал к прогулке. Велехов вытащил бумажник, расплачиваясь за всех.
— Пройдемся…
По меркам России озеро было так себе, но здесь оно считалось туристической Меккой. Все чистенько, уютно, коттеджи и санатории, ухоженные, раскрашенные, будто игрушки, авто — здесь предпочитали маленькие, экономили. Неужели эти — и решились лезть в драку?
— Что им надо? — выразил общие мысли Чебак.