Долгие ночи
Шрифт:
— Не виноват наш народ в том, что он темный и отсталый, — сказал Берс задумчиво. — И не его вина в том, что вел он долголетнюю войну с русскими. Наш народ испокон веков жил мирно и дружно со всеми. Глубоко уважал и русских. И в вину ему ставят то, что он любит свободу и не терпит неволи, защищает свободу как может и как умеет. И обвиняет нас в этом проклятая царская власть. Она умышленно вбивает клин между нами и русскими, натравливает нас друг на друга. Не будем сейчас вспоминать старые обиды и распри. Нам следует все свои силы направить на то, чтобы восстановить с русскими прежнюю дружбу и взаимное уважение.
— Короче,
— Вовсе нет! Сблизиться с русскими, жить с ними в мире и дружбе — вовсе не значит прекратить борьбу за свою свободу.
Но бороться за нее надо вместе. За общую свободу, против общего врага. Ведь жизнь крепостного русского мужика сладкой тоже не назовешь.
Берс, измерив взглядом тень от чинары, указал на нее товарищам.
— Время, друзья мои, время. Пора заканчивать, — сказал он.
–
Но давайте вернемся к делам сегодняшним. Вот Арзу советует привлечь мулл. Что ж, лично я не против.
— Признаться, я не очень-то им доверяю, но без них нам, пожалуй, не обойтись. Это единственное, что поможет нам объединить людей, поднять их. Слава Аллаху, все мы еще верны ему.
— В одной руке сабля, в другой — Коран? — едко бросил Берс.-
Что получается из этого, ты можешь судить по горькому опыту Шамиля… Духовенство должно заниматься религией, очищением души человека, а не вмешиваться в политику и войны.
— Шамилю сопутствовал и успех…
— Но в конце концов он остался один на один со своим газаватом, — не выдержал Маккал. — Важен-то результат. А сколько пролито крови, и ради чего? Ради того, чтобы у нас отняли последнее, что еще могли иметь? Я уверен: если бы не газават, было бы больше надежды на победу. Мы нашли бы поддержку в Грузии, Осетии и даже в России. Но газават обрек нас на одиночество, не оставил нам пути ни к примирению, ни к объединению с иноверцами. Когда же я сказал об этом открыто, все муллы и хаджи ополчились на меня. Они называют меня не иначе как мунапик [42] .
42
Мунапик — безбожник, вероотступник (арабск.).
— Что вы, в самом деле, — возмутился Арзу. — Я же не зову вас к газавату. Да, нам нужны муллы, но муллы, преданные делу народа.
— Где ты таких возьмешь?
— Один сидит рядом с нами, — Арзу кивнул в сторону Маккала.-
И еще найдем.
— Тогда ищи их сам!
— Почему же я? Маккал ведь к ним ближе. Он знает лучше меня, чем дышит каждый мулла.
— Что ж, Маккал, давай, выкручивайся, как можешь. Ты пока у нас единственный. Где ты остальных найдешь, одному Аллаху известно. Во всяком случае, на равнинных не надейся. Многие из них уже верой и правдой служат падишаху [43] и за шалинскую бойню успели получить подарки и награды. Но не доверяй и тем, кого власти лишили должностей. Они во всем покаялись и теперь бьют поклоны генералу Туманову.
43
Падишах —
Берс подозвал к себе Болата, который стерег на поляне лошадей.
— Данча ничего не велел передать мне?
— Нет, — покачал головой мальчик.
— Тогда возвращайся, солнце уже вот-вот сядет.
Болату хотелось побыть со взрослыми, но ослушаться Берса было невозможно и он нехотя поплелся домой.
— Берс, о каких наградах ты говорил? — спросил Маккал.
— Наградили тех, кто помогал генералу Туманову расстреливать мюридов. Короче, на равнинные аулы надежд мало. Там купцы, землевладельцы и офицеры размножаются, как саранча. Притом на равнине не так остро ощущается недостаток земли. Аулы окружены крепостями, станицами. Все надежды на Ичкерию и Чеберлой.
— Как быть с изменниками?
— С ними никаких сношений. И строго-настрого предупредить всех их, что если начнут мешать нам, то придется им расстаться с жизнью.
— Только заменить их пока некем, — задумчиво проговорил Арзу.
— Ладно, дня через два мы с Маккалом будем у Солта-Мурада, с ним еще посоветуемся.
— Это на ваше усмотрение. Подбор людей по-прежнему остается твоей обязанностью, Арзу.
— Берс, давай-ка ты теперь выкладывай свои новости.
Берс усмехнулся. Что ж, настало время рассказать друзьям о самом главном, ради чего они приехали сюда.
— Вчера стало известно, что власти приняли решение расселять на наших землях казаков.
— Что? — до ошеломленного Арзу не сразу дошел смысл сказанного.
— Решено очистить подножия Черных гор и Качкалыкского хребта:
часть населения переселить на левый берег Сунжи, другую часть — в Малую Кабарду, а на освободившихся землях от Владикавказа до Хасав-Юрта расположить казачьи станицы.
Маккалу сразу стали ясны истинные цели подобного решения.
— Опыт у властей в этом деле уже имеется. Когда-то такой же линией они отделили нас от наших братьев-ингушей. И во время войны ингуши не смогли ни объединиться, ни помочь нам. И сейчас — та же самая политика. Только теперь уже Чечню разделят на несколько частей.
— Если, конечно, мы позволим им сделать это, — решительно возразил Арзу.
— Все правильно. Власти хотят отделить равнинную Чечню от нагорной, — продолжал Берс — Но и это еще не все.
Предполагается также вдоль новой линии по ущелью Аргуна и по дороге на Ведено заложить новые укрепления, отремонтировать старые и усилить их гарнизоны. Таким образом новые укрепления разделят Чечню на три части, и весь наш край окажется отрезанным от Дагестана. О последствиях догадаться не трудно.
— Когда они все это решили? — спросил Маккал.
— Прошлым летом Лорис-Меликов написал об этих планах наместнику, но ответа пока не получил. Однако есть сведения, что наместник утвердил планы.