Долгие ночи
Шрифт:
Он коротко пересказал случившееся:
— Вчера в Гати-Юрт прибыл пристав, арестовал Ловду и Васала.
Оба они, по сути, не виноваты. Ловду спасти практически невозможно, но Васала в их руках нельзя оставлять. С ним, как с беглым солдатом, расправа будет короткой, а в доме у него куча детей, и жена вдобавок при смерти. Кроме того, мы просто обязаны его оберегать как беглого солдата. Потому и обращаемся к тебе за помощью.
— Что же я должен сделать? — Маккал пожал плечами. — Мы с Арзу, конечно, могли бы силой освободить Васала
Берс долго молчал.
— Смогу ли я? — произнес он наконец. — С Курумовым мы близко не знакомы.
— И все же общий язык с ним найти сможешь только ты один.
— По мелочам мы не стали бы тебя беспокоить, — вмешался в разговор Арзу. — Дело в суд еще не передано. Поговори с начальством?
Берс с сомнением покачал головой.
— Особенно надеяться, конечно, не стоит, но я попробую, постараюсь помочь.
После намаза друзья простились. Берс подался в лес, Арзу и Маккал направились в сторону Ведено.
Не только три друга искали выход из сложившегося положения.
Искал его и командующий войсками Терской области.
"Милостивый государь Александр Петрович, — писал он.-
С нетерпением ожидаю возвращения генерала Кундухова и решения вопроса о переселении в Турцию, выполнение которого он берет на себя. Скорое уяснение этого дела совершенно необходимо.
Окончательный и прочный успех наш на Западном Кавказе не мог не вызвать тревожных ожиданий у населения Чечни. Как бы ни старались мы маскировать намерения наши, масса населения вследствие ли неестественных отношений к нам или же по общему убеждению, существующему как в среде местных войск, так и лиц приезжих, предвидит, что в весьма близком будущем правительство захочет стать в крае более твердой ногой.
Поэтому в последнее время усилились здесь разные толки и предположения, воспрепятствовать которым местной власти весьма трудно и едва ли возможно.
Граф Евдокимов передал мне прокламацию турецкого эмиссара, приглашающего западных горцев в Турцию. Содержанием своим прокламация эта подходит близко к экземпляру, доставленному мной Вашему превосходительству в бытность мою в Коджарах. Хотя и трудно ожидать, что можно было бы возбудить охоту к переселению в наших добрых чеченцах одной, собственно, прокламацией, но все-таки не мешало бы прислать мне еще несколько экземпляров для распространения их среди населения.
Об этом будет писать Вам и граф Евдокимов с просьбой перевести прокламацию на правильный турецкий язык в Тифлисе…
М. Лорис-Меликов.
18 июля 1864 г.".
ГЛАВА IX. ТАЙНАЯ ВСТРЕЧА
Все дела, как ты видел, переменчивы: кого радовало какое-нибудь время, того же опечалят другие времена.
Салих ар Ронди
Берс торопился
Бодрствовали сегодня и в доме Данчи. В гостиной было светло.
На глиняном полу разостлали широкий войлочный ковер. Сухощавый пожилой человек сидел на деревянном стуле, зажав меж колен дарственную золотую саблю с надписью "За храбрость". Свет лампы, поставленной в нишу стены, освещал золотые погоны на его плечах, ордена и медали на груди.
Время от времени человек зевал. Казалось, что он уже изучил все углы, все стены, почерневшие от дыма и сажи. На секунду взгляд его задержался на мальчике, словно застывшем у порога.
Мальчик глядел на него, не мигая; его быстрые и колючие, как у волчонка, глаза ловили малейшее движение гостя. Встретившись с ним взглядом, офицер потупился. Ему подумалось, что мальчик смахивает на огородное пугало. Такое сравнение вызывал рваный бешмет, первоначальный цвет которого почти невозможно было определить, надетый на мальчишку. Тонкую, как былинка, талию стянул узкий ремешок, спереди висел маленький кинжал, а сбоку за ремешок был заткнут кремневый пистолет. Правая рука мальчика лежала на рукоятке кинжала. Весь его вид должен был показать всякому, что он имеет дело с уже вполне взрослым мужчиной.
Офицер в душе рассмеялся. "Однако, — подумал он, — повстречайся я ему где-нибудь на узкой тропе, ухлопает и глазом не моргнет.
Здесь же, под крышей своего дома, умрет, защищая меня".
Гость вытащил из внутреннего кармана кителя небольшой лист бумаги, сложенный вдвое, развернул его и поднес к свету. Это была небольшая записка, написанная красивым убористым почерком на чистом русском языке. Офицер вновь перечитал ее:
"Господин полковник!
Прошу Вас, ради нашего общего дела, не объяснять никому, тайно прибыть в назначенное место, которое укажет Вам податель сей записки. Он же гарантирует Вам безопасность".
Подпись отсутствовала.
Гость через хозяина пытался узнать имя автора, но безуспешно.
Однако полковник был убежден, что автор записки далеко не глуп. И вдобавок очень осторожен. Ведь записка могла попасть и в чужие руки, но никто бы не догадался, кто ее автор и кому она адресована. Получив ее, он довольно долго пребывал в нерешительности: идти одному было опасно, отказаться же — значило проявить трусость. Но ведь он в тот памятный день находился рядом с князем Тумановым, когда расстреливал невинных людей, а такое не забывается. Однако полковник был не из робкого десятка, вдобавок ко всему хозяин дома поручился за его жизнь.