Долгий путь домой - 4
Шрифт:
Хорошо пропотев, мы пошли к могучей сибирской реке. Здесь был оборудован участок для купания, разделённый на несколько зон: для малышей и не умеющих плавать, для среднего возраста, и для взрослых. Всё огорожено сетками, чтобы не унесло течением.
Я попросился с взрослыми: там были дорожки по двести метров, хотелось размяться.
Пока я разминался, наперегонки плавая с мужчинами, на пляж пришли девочки, и, окружённые мальчишеским вниманием, пребывали в центре компании.
Подойдя к толпе ребят, я тоже с удовольствием
Как ни странно, они на меня обратили внимание, наверно, из-за моей бледности.
Девочки решили познакомиться со мной!
Но, так как я был один, а их много, послушав мои весёлые истории, были постепенно все разобраны, только одна русоволосая девочка Таня осталась со мной. Мы не разговаривали, просто сидели рядом, и нам было хорошо. Я вспомнил, что когда-то, тыщу лет назад, так же сидел с Марийкой.
Неужели мне так и суждено, встречаться, и быстро расставаться, с девочками?
– У тебя, наверно, было много девочек? – спросила вдруг Таня, будто подслушав мои мысли.
– Были, Танюша, - тихо ответил я, - Но, как только познакомимся, приходилось расставаться.
– Почему? – удивилась Таня.
– Так получалось, - пожал я плечами, - приходилось уезжать.
– Ты целовался с кем - нибудь? – покраснела Таня.
– Было дело! – вздохнул я, вспомнив Алёну и Танака.
– А нам нельзя с мальчиками, - расстроено проговорила Таня, - воспитательницы говорят, что это нехорошо. Разве это плохо?
Я не успел ответить.
– Ники! Никита! Пора на тренировку! – позвали меня ребята.
– Мне пора, Танечка, может, ещё встретимся? – Таня кивнула, но приблизиться не решилась, опасаясь, что кто-нибудь заметит и доложит воспитательнице.
На этот раз я с особой яростью гонял своих подопечных, напрасно они извинялись передо мной и говорили, что они не виноваты, что таковы правила.
– Никита, не увлекайся, - успокаивал меня Василий Алексеевич, - загоняешь ребят, завтра будут, как варёные.
– Пусть тогда отдыхают, - сердито сказал я, втыкая свою саблю в песок и снимая шлем.
– Завтра навоюешься, - вступил в разговор Спиридон Ильич, - Как раз приедут твои земляки, что-то они задерживаются.
– Какие земляки? – удивился я.
– Свердловчане, - уточнил замполит.
– Сильные бойцы?
– Столичные, наверно, сильные. В прошлый раз намяли нам бока.
– А вы говорите, не надо тренироваться! Отряд! Стройся попарно! – как ни странно, здесь меня слушались, даже Ким. Когда ребята вновь бросились друг на друга с железяками, против меня неожиданно встал Спиридон Ильич с рапирой. Оказывается, он тоже неплохо владеет клинком.
– Ники, - негромко сказал он, - Не знаю, где ты воспитывался, вроде вежлив, но прошу тебя, осторожней с девочками. Их воспитательницы – сплошь старые девы, захотят, испортят тебе, а заодно
– Так что, - спросил я, нанося несколько ударов саблей, но, не заканчивая поединок, - и поговорить нельзя?
– Поговорить можно, но соблюдая дистанцию.
– Как в тюрьме! – прошипел я сквозь зубы.
– Держи себя в руках! – воскликнул замполит, но я не стал держать себя в руках, и выбил рапиру из его рук. Поклонившись противнику, я задал себе вопрос: почему я злюсь? Про какой пубертатный период говорила мне доктор? Что за изменения происходят у меня?
После ужина мы немного отдохнули, почистили снаряжение и снова побились.
Ребята уже почувствовали оружие. Немного, но появилось у них ощущение, что сабля, или шпага суть продолжение руки, и что кончиком сабли так же легко касаться предмета, как кончиком пальца.
Когда стемнело, мы снова сходили на реку, смыть пот.
Там старшие разожгли костёр и стали петь песни под гитару. Мы присоединились к ним. Никто нашу «мелюзгу» не гонял, наоборот, относились к младшим, как к любимым братьям. Девочек к нам на вечерние посиделки не пустили.
Когда младшие ребята уснули, на коленях старших, нас отправили по палаткам. Измученные тяжёлым днём, все дружно засопели.
На другой день приехали столичные гости.
Нам не позволили идти к ним, знакомиться. Знакомиться будем после битвы, а то подружимся и будем щадить друг друга, никакой реальной битвы не получится, проходили уже.
Зато нам выдался ещё один день, который можно посвятить тренировкам.
И купание, на пляже, где я, с замиранием сердца, ожидал увидеть Танюшку…
Не увидел. Девочки сказали, что её отправили в детский дом. Почему? Не сказали.
Я умел держать свои чувства в узде, поэтому никто не догадался по моему каменному лицу, что творится у меня в душе. Никто не подошёл ко мне со словами утешения, когда я бросал камешки в сторону Иртыша, и они исчезали где-то в голубой дали.
Сегодня против меня, не говоря ни слова, вышли Василий Алексеевич и Спиридон Львович, стремясь растопить моё замершее лицо. Потерпели фиаско и рапиры. Я же подумал, что надо лучше владеть собой, и пошёл на дикий берег Иртыша медитировать.
Ребята и воспитатели были очень тактичны, не очень досаждали мне, да и не видел я их, погрузившись внутрь себя.
Так и прошёл этот день, я успокоился, хотя бы внешне. Я подумал, что слишком многого хочу. Вокруг такие замечательные ребята, а мне захотелось ещё больше: дружбы с девочкой!
Ты обнаглел, убеждал я сам себя, недавно мечтал только выбраться из подземелья, чтобы не съели, теперь захотел счастья. Вспомни, зачем ты здесь. Кстати, а зачем я здесь? Испортить жизнь вот этим замечательным ребятам? Сказали, с кем-то придётся подружиться, опекать. Нет у меня пока такого друга. Может, таким другом могла стать Танюшка?