Долгий солнечный день
Шрифт:
— Так, что ещё? — Лин осмотрелся. — Письма, деньги, документы, папки…
— Телевизор, — подсказал Саб. — Только я ещё не настроил. Лин, не мельтеши, ты всем только мешаешь.
— А, фиг с вами, — махнул рукой Лин. — Пойду, покурю.
— Бычки в банку, — напомнил Саб. — Мне биологичку ещё раз зачищать, не забыл? Я не буду в траве это всё собирать, так и знай.
— Да помню я…
После сообщения Фэба Саб решил подойти к делу ответственно, и на всякий случай перед уходом вычистить максимально всю биологию, которую можно найти. С вероятностью 99,9 место, где они были, никто не отыщет, но пусть, если и отыщут, помучаются. Поэтому
— Блин, Шилд в корзине дыру проделал, — пожаловалась Эри. — И когда успел только?
— А зачем тебе корзина? — удивился Пятый. — Уж что-что, а она нам точно не понадобится.
— Вообще да, — Эри вздохнула. — Я как-то… по привычке. Действительно, ты прав.
— Ему она никогда не нравилась, — заметил Пятый. Сейчас Шилд сидел у него на коленях, и тихонько мурчал, потому что Пятый гладил его по спинке именно так, как любил кот. — Долой корзинку. В этом мы с ним абсолютно солидарны.
— Ошейники я заберу, — решила Эри. — Они красивые. Буду как браслеты носить, если его величество не желает пользоваться.
— Неплохая идея, — одобрил Пятый. — Малыш, ты что-то написать хотела, если правильно помню. Время.
— А ты не хотел?
— И я хотел, но меня котом к стулу придавило, — пожаловался Пятый. — Дай мне бумагу и ручку, пожалуйста.
— Ты кому собрался писать? — спросил Эри.
— Игнату, Георгию… да всем, — пожал плечами Пятый. — А ты?
— Лидии. Мне есть, что ей сказать. Мне её жалко очень. Не знаю, поможет ли моё письмо, но я напишу всё-таки.
— Правильно, — кивнул Пятый. — Напиши. Кажется, я догадываюсь, о чем ты будешь…
— Молодец, — улыбнулась Эри. — Я тогда в комнате, ладно? Попроси Саба, чтобы не заходил пока что. И Лина тоже. И сам. Ага?
— Ага, — кивнул Пятый. — Попрошу.
* * *
Модуль посадили в дальней части сада, как обычно и делали. Прошлись по дому, в последний раз поднялись на балкончик над террасой. Непривычно молчаливый Лин, Пятый, с потемневшим лицом, Саб, старательно прятавший глаза, опустивший голову, и Эри, которая уже не знала, как справиться с тяжелым, словно бы колючим комком, засевшим в груди — её душили слёзы, но заплакать сейчас было нельзя, она это понимала, и сдерживалась, но уже из последних сил. Спустились вниз, оглядели террасу — вроде бы всё на месте, ничего не забыли. Папки, документы, письма…
— Присядем на дорожку, — предложила Эри.
Сели. Вокруг стола, каждый на свой стул — как привыкли. С минуту просидели молча, потом Саб глубоко вздохнул, и сказал:
— Пора. Пойдемте. Надо идти.
Лин кивнул, соглашаясь, Эри молча встала, Пятый, секунду помедлив, тоже поднялся.
— Это верно, — тихо произнес он.
Вышли. Саб, шедший последним, затворил за собой дверь. Эри покачала головой, всхлипнула, и спустилась с крыльца, на дорожку. Огляделась.
— А где Шилд? — спросила она.
— Вот еще не хватало, чтобы он удрал, — проворчал
В кустах послышался тихий шорох, Шилд выбрался наружу, и сел рядом с хозяйкой.
— Ну прости, кот, — сказала Эри, поднимая его на руки. — Не мы такие, жизнь такая. Надо. Так надо.
— Жизнь такая именно из-за того, что мы такие, — возразил Пятый. — Всё. Хватит. Долгие проводы, долгие слёзы. Идёмте.
У модуля на секунду задержались, потому что, не сговариваясь, повернулись, и посмотрели на дом. И каждому в этот момент показалось, что дом посмотрел на них, словно ответил.
— Прости, — прошептал Пятый. — Прости нас, пожалуйста. Тут было очень хорошо, но нам нужно уходить. Спасибо тебе, и будь счастлив, если дома умеют быть счастливыми, конечно…
— Умеют, — Эри вдруг улыбнулась. — Дома, они как люди. Они умеют. Я знаю.
Она первой вошла в модуль — первой, чтобы никто не заметил, что она всё-таки плачет. Остальные последовали за ней, и через минуту модуль взмыл над лесом, беззвучно, и наступила в саду полная тишина. Ночной слабый ветер коснулся увядающих цинний, тронул незапертую дверь. А затем пошел дождь, сперва слабый, он быстро набирал силу, креп; он смывал следы, и он плакал — за тех, кому суждено было уйти, и уже не суждено было вернуться. Наступала осень.
* * *
Отрывок из письма Саба — группе.
«…поверьте, мы это сделали со всем возможным уважением к вам — да и отказаться вы теперь не сумеете, потому что нас тут уже нет, и отказ принять будет некому. Владейте. И знайте: в своей жизни вы совершили только одну ошибку. Вы остановились. А вот этого как раз делать и не следовало, потому что вы, ваша группа, подошла к разгадке вплотную. Но не переживайте, мы доделали работу за вас. Если вам потребуется проверка, то денег у вас теперь на неё точно хватит. Вы можете смело идти с этой информацией в Академию наук, и, поверьте, вас там не просто выслушают. Я узнавал. Впрочем, решать это вам, и только вам.
Георгий, дорогой, очень тебя прошу — похорони Креусов и мальчика. Это не дело. И ты сам понимаешь, что это не дело, да и пол в сарае, не смотря на подпорки, к весне снова провалится, потому что тяжелый этот твой криостат, как не знаю что. Про Лиду — точно не скажу, но Арина ей сама напишет, и увидишь, что получится. Просто не торопи её. Она поймет. Не держи ты при себе этот могильник, пожалуйста.
Игнат, деньги возвращаем в полном объеме — отчасти в благодарность за чудесные вечера и Луну, которую мы неоднократно рассматривали в телескоп. Огромное спасибо, дорогой ты наш потомок пришельцев. Побольше бы таких пришельцев, мир стал бы идеальным.
Куда мы направляемся — не спрашивайте, просто поверьте, что это намного дальше, чем Благовещенск, о котором мы говорили. Гораздо дальше. Не надо вам этого знать.
И последнее. Вы и в самом деле сильно отличаетесь от других людей, которые находятся рядом с вами. Отличаетесь тем, что умеете верить в чудо. И вот что я вам всем скажу — вы всё правильно делаете. Потому что чудо — существует. Мало того, вы сами, в какой-то степени, часть этого чуда, помните об этом, гордитесь этим, и будьте счастливы».