Долгий сон

Цыганок Ирина

— Не волнуйся, твой сын вовсе не так безрассуден. Уверен, он сначала сообщит обо всем Хаэлниру — и это очень хорошо. Значит, нам нужно просто подождать немного. — Пленник не стал делиться опасениями, что помощь может запоздать.

Кроме «хорошей новости» об Эдаргене, была еще одна, правда, тоже оказавшаяся бесполезной. Возвращенная королем диадема послушно превратилась в пояс по мирриному желанию. Значит, неэльфийская магия продолжала действовать даже в пустыне. Впрочем, ничего серьезного Мирра все равно наколдовать не могла, все колдовские припасы были похищены жонглерами, да и кровь дракона, питавшая ее магические силы, порядком «разжижела»

за последнее время.

Бреанира уводили из башни каждый день, и каждый день вечером возвращали в камеру еще более изувеченным, чем накануне. Всякий раз Мирре, проводившей несколько часов в страшном ожидании, казалось, что было бы легче самой отправиться к палачам, только бы не видеть молчаливых страданий эльфа. И каждый раз, когда утром скрежетали засовы, она трусливо съеживалась, силясь слиться с полом и стенами, чтобы мучители не выбрали ее в жертву. Потом, когда они уходили, она плакала, кляня себя малодушие. Но на следующее утро все повторялось сызнова.

После пытки подручные Шихканты вытаскивали пленного из шатра и привязывали к специально сооруженной в центре стойбища перекладине. Там он висел по нескольку часов на самом солнцепеке, и любой прохожий мог швырнуть в него камень, ударить или даже метнуть нож. Желающих всегда оказывалось предостаточно, степняков поражала и раздражала необычная живучесть перворожденных.

Эдарген старался избегать площадки у шатра предводительницы, но иногда, как сегодня, пройти мимо не удавалось. Перекладина, как и все последние дни не пустовала. Сопляк лет восьми в одних штанах, зато в бараньей шапке на голове, раз за разом бросал в подвешенного на бревне эльфа обломками гранита, собранными в развалинах. Метил в лицо. Палладин шуганул малолетнего поганца. Хмурясь, подошел к вкопанным в землю столбам с перемычкой между ними.

Пленник поднял опухшее, рассеченное в нескольких местах глубокими порезами лицо.

— Напрасно вы вмешались. — Проговорил хрипло. — Этот юный шалун наверняка расскажет о вашем странном поступке взрослым.

Эдарген неопределенно пожал плечами.

— Я уважаю мужество. Но скажи, зачем ты все это терпишь? — Обратился он к эльфу, одновременно наблюдая за проходами между шатрами. Пока, кроме них на площадке никого не было. — Я слушал кочевников. Даже они удивляются: эльфы умеют «открывать дорогу» без помощи клинка или яда, по своему желанию. Оттого в древние времена никто не мог «разговорить» эльфийских пленников. Когда не оставалось другого выхода, они просто переступали порог Эреи. Ты надеешься сбежать?

Бреанир попытался усмехнуться относительно здоровой стороной рта, но разбитые мышцы отказывались повиноваться.

— Не теперь. — Кивнул на раздробленные кисти рук и обожженные ноги. — Несколько дней назад еще мог бы. Один. Но что бы я сказал друзьям и ее мужу?

Эдарген понял, что речь идет о вранской правительнице.

— Потом, пока у них есть такое развлечение, как пленный эльф, они не станут заниматься обычной ведьмой! — На этот раз подобие улыбки все же искривило опухшие губы. — Поэтому я попробую протянуть подольше, но рано или поздно это закончиться, и тогда ей понадобиться помощь.

Больше пленник ничего не добавил. Но у арканца после короткого разговора остался неприятный осадок. И дело даже не в тех отвратительных издевательствах, свидетелем которых он стал. Бреанир не сказал, что рассчитывает на него, Эдаргена. А сам он

очутился в степи отнюдь не ради спасения малоприятных дам. Чего же ему беспокоиться?! Он ведь не был ничем ему обязан. Но вот правительнице… Кастор сказал, она оплатила его лечение. А потом выставила счет! А потом выгнала. Но ведь выгнала же! Отчего же въедливая совесть нашептывает: «Отпустила»?..

— Светлый Палладин интересуется перворожденным? — Бывший монарх проглядел появившуюся из своей палатки старуху, шаманке удалось приблизиться почти вплотную, когда он заметил ее.

— Вид поджаривающегося на солнце врага бодрит. — Ненавидя себя за лицемерие, солгал Эдарген.

— Согласна. — Шаманка рассмеялась сухо и коротко. — В прошлый раз ты дал мне дельный совет, рыцарь. Урфийский дракон не торопиться спасать свою мамашу. Мои люди сообщили, он улетел на Север, иирхе! [38] . Видимо, роль драконницы все же придется сыграть нашей рыжей даме.

38

Ругательство на языке замуррских кочевников, связанное с естественными отправлениями организма.

Эдарген поклонился, чтобы избежать ответной реплики. Что тут скажешь? Он знал, что пленников ждет смерть, и все равно, неприятно, что Шихканта решила воспользоваться его «советом».

— Я уезжаю, — продолжала между тем старая ведьма, — поручаю тебе проследить за пленными, чтобы женщину не тронули раньше времени. Воины, сторожащие башню, уже оповещены и станут тебе подчиняются. Что касается эльфа, тут особых распоряжений не требуется, мои палачи знают свое дело.

— Он тоже должен дожить до Нового солнца? — С тайной надеждой, снова кланяясь, спросил рыцарь.

— Не обязательно. Но не удивлюсь, если дотянет! — Шаманка вновь хохотнула, словно закашлялась. — Иди. — Отпустила она Палладина. — Присмотри без меня за рыжей!

* * *

До рождения «Нового солнца» осталось всего пять дней. Нынче утром, когда за эльфом пришли тюремщики, он уже не смог сам подняться. Тем не менее стражи подхватили и унесли с собой несчастного. После полудня они вернули его обратно…

Мирра присела радом с истерзанным телом. Эльф лежал навзничь, на обезображенном пыткой лице с трудом угадывались глаза — так оно опухло. Щеки, нос, губы покрыты сплошной кровавой коркой. На руки Бреанира ведьма вообще старалась не смотреть. Хотела подсунуть под голову плащ (его вернули еще после первого визита Эдаргена), но побоялась потревожить свежие раны. От легкого прикосновения к затылку эльф застонал. Мирра оставила свою затею, подтянула колени к подбородку, уперлась в них лбом, беззвучно, как привыкла за последнее время, заплакала. Слезы скатывались в вырез платья.

— Мне… придется уйти…сегодня. — Послышался шепот рядом. Мирра подняла голову. Бреанир с трудом разлеплял разбитые губы, все же слова звучали достаточно внятно. Она поняла, что он имел в виду.

— Брен, пожалуйста, — теперь Мирра плакала почти в голос, — не бросай меня! Мне страшно!.. — Какая-то часть сознания говорила, что смерть сейчас самый милосердный выход для эльфа, ежедневного подвергаемого изощренным мучениям. У них обоих больше не было иной надежды на освобождение, кроме Доброй Сестры… Но сердце отказывалось поверить в то, что ее жизнерадостного бессмертного друга вот так не станет…