Долго и счастливо?
Шрифт:
– И на какую же услугу вы рассчитываете? – стараясь звучать вежливо, спрашиваю я, но мой голос против воли звенит холодом. Отсутствие симпатии, ровно как и ее наличие, мне никогда не удавалось скрыть.
Мисс Андерсон насмешливо поднимает на меня свои маленькие невыразительные глаза. Потом жестом подзывает официантку и заказывает латте. Достает из сумочки пачку с влажными салфетками и протирает поверхность стола. Пшикает на руки антисептиком и быстро-быстро трет ладони друг о друга.
– Хотите? – предлагает она мне флакончик с антисептиком и я соглашаюсь просто, чтобы заслужить ее расположение. Жидкость пахнет лимонным средством для мытья посуды, и этот въедливый запах окутывает нас своим ореолом, перебивая
Только после всех этих манипуляций мисс Андерсон соглашается ответить на мой вопрос:
– Мне нужно десять секретных рецептов мистера Вонки, - отчетливо произносит она. – в обмен Шарлотта не просто остается с вами: я сама возьму процесс удочерения в свои руки, вам и делать ничего не придется. Через какое-то время я пришлю вам по почте пачку необходимых документов. Все это время девочка будет на фабрике или где вы пожелаете ее держать.
Я не могу сдержать улыбки. Так вот в чем все дело!
– К сожалению, это невозможно, мисс Андерсон. Но вы можете назвать сумму, которую ожидаете выручить за десять рецептов, и тогда…
– Получу ее эквивалент? – скептически хмыкает управляющая. – Боюсь, вы не поняли, миссис Вонка. Меня не интересуют деньги. Я вам скажу по секрету, что по-настоящему богатых людей они тоже не интересуют. Что они такое, эти деньги? Бумага. Сейчас в цене реальные активы. И не волнуйтесь за ваше будущее: я не собираюсь распоряжаться полученными от вас рецептами немедленно. Пару месяцев они просто побудут у меня на хранении, чтобы вы могли не опасаться за то, что ваша причастность к этому делу всплывет на поверхность.
– Вы понимаете, о чем вы просите? – хмурюсь я.
– Вы просите меня украсть рецепты у собственного мужа!
– Прекрасно понимаю, миссис Вонка… Можно счет, пожалуйста? – обращается она к официантке, поставившей перед ней высокий бокал с кофе.
– Не стоит так кричать, если вам не нужны лишние свидетели. И потом, когда это я употребила слово «украсть»? Вы ведь можете их просто попросить у него, верно? На какие только жертвы не способны мужчины, всей душой стремящиеся к отцовству! – в ее глазах мелькает насмешливый огонек.
– Если бы вы думали, что я могу их просто попросить, вы бы попросили их сами и назначили бы встречу нам обоим, - сухо говорю я, подавляя желание бросить деньги на стол и демонстративно выйти из кафе. И эта женщина, и ее предложение, и ее жеманные манеры, только вызывают у меня горячие волны злости.
– О, я всего лишь проявила предусмотрительность, не нужно на меня сердиться. Я ведь вас ни к чему не принуждаю, просто предлагаю решение, которое вы вольны отвергнуть и которым в полном праве поделиться с собственным мужем, если уверены в его готовности пойти на эту сделку. Я ведь не прошу у вас золотые горы. Всего десять рецептов. Десять, при том что рецептов у мистера Вонки тысячи, быть может, миллионы. Что там эта десятка? Десять – это работа на час. Час жизни вашего мужа в обмен на долголетие этой девочки. Десять, поймите, я не прошу о невозможном, десять – это такая мелочь. Быть может, и ваш муж решит также, и все останутся довольны.
– Если вы рассчитываете, что я пойду на это против его согласия, то совершенно напрасно. Это исключено. К тому же, у меня даже доступа нет к хранилищу.
– О, - расцветает улыбкой лицо мисс Андерсон. – Мне нравится ход ваших мыслей. Вы уже ищете практическое решение. Я знала, что в вас не ошиблась! Знала, что вы достойны стать матерью для Шарлотты, что понимаете, что материнство имеет свою цену. Ведь для настоящих родителей нет ничего важнее благополучия их собственного ребенка. Человеческая жизнь важнее десяти даже самых лучших идей – неужели же вы думаете иначе? Для вас и только для вас я с удовольствием нажму на нужные рычаги, чтобы у вас не осталось проблем с системой… А вы, если озадачитесь, я уверена, сумеете решить проблему с доступом. Я буду
– Мне противен этот разговор, извините, - поднимаюсь с места я, пока мисс Андерсон, не меняя радостного выражения лица, медленно тянет кофе через трубочку.
Оставляю деньги на столешнице, хватаю пальто и, не одеваясь и не оборачиваясь, иду к выходу.
– Я даю вам две недели, чтобы подумать, миссис Вонка! – кричит мне вслед мисс Андерсон. – Но Шарлотта чтобы завтра была в Плессингтоне. Чем скорее вы решитесь, тем раньше ее увидите.
========== Часть 30 ==========
Я знаю, что все здесь собрались из-за меня. Знаю, что до этого они несколько часов, а возможно, и несколько дней совещались, вырабатывая тактику на ближайшие недели. Знаю, что они встревожены и хотят помочь, но вместе с тем никому из них не хватает духу начать разговор по душам, хотя каждый то и дело нет-нет да и бросит быстрый взгляд в мою сторону, думая, что я не замечу.
Но я замечаю. Для этого мне даже не нужно поднимать глаза: их взгляды я чувствую кожей. Возможно, будь они более расслабленными и менее зацикленными на мне, я смогла бы надеть маску беззаботности и сделать вид, что мне все нипочем. Скрывать свои истинные чувства давно стало моей привычкой. Но от меня ждут не этого, а я не смею обманывать чужие ожидания. Без маски я чувствую себя незащищенной, уколы взглядов окружают меня стеной, вызывая желание втянуть голову в плечи. Атмосфера навязчивой, если не сказать грубой, деликатности, какую можно наблюдать рядом со смертельно больным, сдавливает мне виски, а легкая беседа настолько бессодержательна, что приходится делать над собой усилие, чтобы слушать. Я бы давно нашла спасение в своей комнате, не будь мое двухнедельное затворничество истинной причиной этого странного пикника на траве.
– Когда я первый раз увидел море, - рассказывает дедушка Джо, – я был совсем мальчишкой. Осенью родители повезли меня и сестру в курортный городок к дальним родственникам. И пока они искали какой-то рыбный ресторанчик на пристани, мы с сестрой стащили туфли и носки и босиком побежали к самой кромке берега. Тогда было градусов двадцать, с моря дул холодный ветер, а дождик был колючий, как этот свитер, - просто удивительно, что мы не заработали пневмонию. Так вот, к чему я это…
Перейти к сути истории он не успевает. Пружинистой походкой к нам подходит Франческа. На ней пестрое платье и остроносые туфли на плоской подошве, в руке она сжимает аккуратную плетеную корзинку, и выглядит как картинка. Кажется мне это или нет, но все с облегчением вздыхают, как после удачной шутки, разрядившей напряженную обстановку.
– Франческа, мы только тебя и ждем, - радушно улыбается миссис Бакет, принимая у нее из рук корзинку.
Франческа виновато пожимает плечами. Улыбка не сходит у нее с лица.
– Простите. Ничего не поделаешь, меня прокляли в детстве, и теперь я обречена всюду опаздывать.
– Прокляли? – изумленно оборачивается бабушка Джозефина.
– Ага, - оживленно кивает Франческа и пускается в повествование.
– Была у нас соседка, синьора Росси, злющая, беззубая, с клюкой и слюнявым мопсом под мышкой. Как-то мы с ребятами играли на улице в «слово или дело», и мне загадали пробраться к ней на задний двор и украсть стакан с ее вставной челюстью. На слабо меня взять было невозможно. Это и сейчас невозможно. Так что пока старуха была в душе я стаканчик-то и цапнула. Уже собиралась перемахнуть через ограду и бежать к ребятам, да чертов мопс, будь он трижды неладен, поднял лай, а потом и вовсе повис на моих шортах. Старуха в халате выскочила из ванной, схватила меня за плечи, начала трясти. «Maledetta! Чтоб у тебя всегда все не вовремя было, Скварчалупи! Проклинаю тебя!» Крик стоял - соседи так и прилипли к окнам. Вот с тех пор я вечно опаздываю.