Долго, счастливо
Шрифт:
Глава 9.
Поэтому мне и нужна твоя фотография.
Я злюсь. Очень сильно злюсь и чуть ли не топаю ногами от досады.
– Ну Се-ве-рус!!!
– выходя из себя, я обычно говорю слогами. В основном потому, что тебя это жутко раздражает, и поэтому ты тоже переходишь в нестабильное состояние, и с тобой можно нормально поссориться. По-взрослому. Когда оба вступают в конфликт, а не один я выступаю с сольным номером «капризный ребенок Гарри Поттер».
– Тебе что, так трудно? Это-же-все-го-лишь-фо-то-гра-фи-я!
– Поэтому я и спрашиваю - зачем она тебе нужна, -
– Затем, что ты слишком часто отсутствуешь дома!
– я очень сердит, и поэтому позволяю себе беспрецедентный и очень опасный - взрывоопасный!
– поступок: я выхватываю из твоих рук книгу, захлопываю ее и откладываю... то есть отшвыриваю куда-то в сторону.
– Северус, будь так любезен, поучаствуй в диалоге?
Я мрачно смотрю на тебя и скрещиваю руки на груди:
– Мой ответ - «Нет». И это окончательно.
– Северус, ты дома проводишь месяц из двенадцати, а я далеко не всегда езжу на те конференции, которые ты посещаешь, и в Хогвартсе я тоже не имею права жить!
– возмущение так и кипит во мне, угрожая выплеснуться в не очень хорошем виде: все-таки я несу в себе энергию убиенного Волдеморта.
– Дай мне хоть на твою фотографию помастурбировать, - да, когда я зол, я совершенно не смущаюсь упоминаний интимных деталей нашей с тобой совместной жизни, и ты это знаешь, - пока тебя нет. То есть круглосуточно, - я оскорбленно фыркаю и тыкаю в книгу.
– Ведь когда ты дома, тебя тоже нет: ты весь в литературе, экспериментах и долгожданном сне. Я в этот список, кажется, вхожу все реже.
– Я не собираюсь давать тебе свою фотографию для удовлетворения твоей похоти, - я подманиваю к себе книгу и придирчиво проверяю ее целостность после твоих варварских действий.
Я опять отнимаю у тебя книгу и возмущенно вздыхаю:
– Северус, это образно же! Я по тебе ужасно скучаю, пока тебя нет дома, а ты со мной даже сфотографироваться не хочешь...
– начинаю обиженно сопеть и надуваю губы, совсем как юная девочка, у которой отобрали плюшевого медведя. Я не знаю, что тебя так раздражает в фотографиях, но лично мне очень хочется иметь хотя бы один снимок с тобой. Ведь никто больше его все равно не увидит, с моим-то почти затворническим образом жизни...
– Я не люблю фотографии, - я пожимаю плечами и тянут тебя за руку, заставляя сесть к себе на колени.
Я покорно сажусь к тебе на руки и заглядываю в глаза.
– Почему?
– нет, я вовсе не согласен на перемирие, но узнать, почему, мне действительно нужно. Чтобы разработать дальнейшую стратегию.
– Просто они мне не нравятся, - я откидываюсь на спинку и прикрываю глаза.
– Чем?
– я кладу голову тебе на грудь и вздыхаю. Вот теперь запал точно пропал: сидеть слишком удобно, уютно и тепло. Я вообще люблю тебя, представляешь? Да, вот такую вот Америку я открыл только что. Очень люблю. И хочу любоваться тогда, когда захочу, а не тогда, когда ты соизволишь явиться домой уставший и не выспавшийся.
Нет, не пойми неправильно: я тебя любым люблю. Вообще любым. Хоть в маске Пожирателя Смерти.
Но иногда я тебя еще и хочу, а тогда твоя усталость мне не нравится, потому что я начинаю тебе сочувствовать
А я парень, молодой парень. И я очень хочу тебя... очень часто. Поэтому мне и нужна твоя фотография.
– Своей неестественностью и фальшью, - машинально запускаю пальцы тебе в волосы, поглаживая непослушные вихры.
– И что, для тебя любовь ко мне - это неестественность и фальшь?
– я искренне возмущаюсь, но тон у меня уже более спокойный: твои пальцы слишком ласковые, чтобы я когда-либо мог устоять перед этими нежными прикосновениями.
– Северус, ну пойми же ты, я же по тебе ужасно скучаю. Хорошо, днем я могу забить себе все время зельями, но ночами-то одиноко...
– Используй воображение, если тебе так нужна картинка.
– Ну Северус...
– я тяжело вздыхаю и поднимаю на тебя глаза.
– Ты издеваешься.
Качаю головой:
– И не думал.
– Издеваешься, - я трусь щекой о колючую - дурацкую, дурацкую!
– мантию, которая скрывает от меня твою гладкую кожу и нежные... нет, вот о твоих сосках мне лучше вообще не думать. Тем более в контексте нашей беседы.
– Я хочу, чтобы у меня была хотя бы одна наша фотография. Ну тебе что, так трудно?
– И что ты так вцепился в этот образчик лицемерия?
– Не лицемерия. Я же не хочу постановочную фотографию, я хочу, чтобы мы оба улыбнулись. Ну мы же любим друг друга, почему мы не можем улыбнуться один раз именно в тот момент, когда щелкнет затвор?
– я целую тебя в шею и смотрю в глаза. Да, это запрещенный прием, но я им пользуюсь.
Вздыхаю:
– Потому что я не намерен улыбаться тебе в присутствии постороннего человека.
– Ну Северус, ну все же и так знают, что мы вместе... что тебе стоит?
– Знать и видеть - вещи разные.
– Ну Северус...
– Я уже долгие годы ношу это имя.
– Прекрати. Я прошу всего лишь об одной небольшой фотографии, и вообще...
– я обиженно встаю с твоих колен и вздергиваю подбородок в манере Герми.
– Я пошел в спальню. Спать, - гордо ухожу в означенную комнату, чтобы свернуться там в клубочек под одеялом и начать сопеть и тихо-тихо ронять маленькие слезы. Иногда. В перерывах между бурчанием и всхлипываниями.
Я спокойно вздыхаю и возвращаюсь к книге, машинально начиная мысленно отсчитывать минуты до твоего возможного возвращения.
Иногда после таких сцен я возвращаюсь в гостиную и демонстративно сажусь на расстоянии от тебя. Но сегодня я действительно задет и обижен: ты впервые отказал мне в такой мелочи. Я искренне не понимаю, что происходит, и это меня раздражает, но еще больше - обижает.
Когда времени набегает на полчаса, а строчка с шестого прочтения не встает на нужное место в голове, я поднимаюсь и иду в спальню, где невольно усмехаюсь. Ты так забавно и по-детски ведешь себя, даже несмотря на то, что живешь со мной достаточно продолжительное время. Если не знать, что за чудовище притаилось под одеялом, тихо бурча, можно было бы подумать, что в доме завелся кот. Очень большой и обидчивый.