Долго, счастливо
Шрифт:
– Не то чтобы любил. Скорее, это была просто влюбленность.
– А. Носки со снитчами, - усмехаюсь я, потому что вот это вот «просто влюбленность» мне слишком знакомо. Нечего подарить, не знаешь, куда деться от неловкости, получаешь свои носки и смотришь, как объект твоей мнимой любви удаляется под ручку с Дином Томасом.
Усмехаюсь:
– Книги на Рождество и нотации в остальное время года.
– Знакомо. У магглов, кстати, наблюдается забавная тенденция, мне Герми рассказывала: у каждой девушки от восемнадцати и до двадцати пяти обязательно
– Странно представлять тебя на подобной позиции. Я и себя-то с трудом представляю.
Морщусь и ловлю тебя за ухо:
– И правильно, что не представляешь.
Смотрю на тебя очень невинно и уточняю:
– Потому что это нереально, или потому что ты будешь сердиться?
– обвиваю руками твою талию - как ни удивительно, но у тебя не пояс, а именно четко очерченная талия, - нежно целую в грудь и использую самый запрещенный прием: свои зеленые глаза.
– Потому что этого никогда не было, нет и не будет, -тяжело вздыхаю и треплю тебя по волосам.
– М. А жалко, - я озорно смеюсь и тянусь к твоим губам за поцелуем. Одновременно я пытаюсь спихнуть с кровати те самые носки со снитчами, которые ты снял с меня прошлой ночью. Собственно говоря, я знаю, что тебя нравится их срывать и куда-нибудь зашвыривать, а мне нравится смотреть, как ты это делаешь. Вот потом ты от них раздражаешься, и поэтому их надо убрать.
Замечаю твое действие, но на этот раз решаю сделать вид, что не заметил этот ужас рукоделия.
– Ты видел, не притворяйся, - я вздыхаю и смахиваю носки уже ногой, оглянувшись на них.
– И вообще их давно пора выбросить.
– Здравая мысль, - я усмехаюсь и притягиваю тебя к себе.
Я с удовольствием устраиваюсь у тебя на груди и целую. Осыпаю тебя поцелуями, обнимаю, глажу, делаю все, чтобы только показать, что я все еще схожу с ума, когда думаю о тебе и о нашей любви.
В последнее время я думаю об этом чаще, чем о чем-либо другом, и даже мысли о родителях посещают меня отнюдь не каждый день. Иногда я пытаюсь представить себе, как бы отреагировал папа на такой мой... выбор, но потом я понимаю, что выбора на самом деле не было — я не могу быть ни с кем другим, я только твой, и наше Мы — только наше. Наверное, поэтому я понимаю, что ты всегда прав, хоть иногда и приходит это понимание только по прошествии какого-то времени — понимаю, потому что мы с тобой «созданы друг для друга», как бы по-дурацки это выражение ни звучало. И я надеюсь, что когда-нибудь мы с тобой, наверное, как-то заявим о себе миру — хотя, опять же, я знаю тебя слишком хорошо, чтобы не понимать, что это будет еще очень не скоро.
Глава 7.
Оригинальный метод согревания.
– Держи, - ставлю рядом с тобой на столик дымящуюся чашку с шоколадом - настоящим, почти не содержащим сахара и тягуче-густым, - и сажусь в другое кресло, обхватывая пальцами свою чашку. Огонь в камине убаюкивает и успокаивает.
– Спасибо, - я поднимаю на тебя взгляд и улыбаюсь. Я очень люблю горячий шоколад, да и вообще все напитки, которые делаешь ты - почему-то у меня получается хорошо только готовить. Но ведь тем и лучше, правда? Мы друг другу идеально подходим. Горячный ребячливый
– Не за что, - я перевожу взгляд на тебя, внимательно наблюдая. Сегодня меня с самого утра почему-то тянет на глупости, но в работе позволить себе такое - недопустимо. Но вот с тобой... Это заставляет серьезно задуматься.
Я смотрю на тебя внимательнее:
– Северус?..
– ты редко когда смотришь на меня так... странно. Изучающе и с долей какой-то очень непривычной и абсолютно несвойственной тебе искорки озорства.
Я в сотый раз взвешиваю все «за» и «против» и сдаюсь сам себе. Отставив чашку, я опускаю руки на подлокотники:
– Иди сюда.
Я отставляю чашку и поднимаюсь. Происходит что-то странное, но я бы не сказал, что мне не понравится, если ты вдруг ненадолго станешь немного... ближе мне по возрасту? Нет, мне очень нравишься ты таким, какой ты есть, но иногда твоя взрослость бывает такой скучной... Сажусь к тебе на колени и смотрю в глаза вопросительно.
Чуть улыбаюсь уголками губ и обнимаю тебя за пояс, умиротворенно прикрывая глаза. Тишина, наполненная тихим треском поленьев в камине и терпким ароматом шоколада. Странно, но в душе разливается такое ощущение, будто бы я впервые в жизни по-настоящему успокаиваюсь и вхожу в состояние, которое, по-видимому, и называют гармонией.
Я осторожно кладу голову тебе на плечо и тихонько вздыхаю. Так тепло бывает очень редко, да и то обычно в постели, после секса. Сейчас ты впервые обнимаешь меня просто так, потому что хочется тепла, и я это очень ценю. Этот момент я хотел бы свернуть в тугой свиток и убрать подальше в коробочку, сохранить его в целости, пронести через всю жизнь.
Решаюсь и нежно, очень невесомо прикасаюсь губами к твоей шее. Низачем, просто так, чтобы показать, как же сильно я тебя люблю - до ровного сердцебиения, спокойного дыхания и нирваны в душе, когда я сижу у тебя на коленях.
Ты все-таки забавный. Иногда ты умеешь подстраиваться и полностью дополнять. Совершенно инстинктивно целую тебя в макушку, чуть морщась от непослушных прядей, которые лезут в нос:
– Не хочешь взять шоколад?
– почему-то становится важно, чтобы ты выпил его.
Я собираюсь уже встать с колен, но вовремя вспоминаю о палочке и аккуратно призываю к себе чашку. У меня до сих пор сохранился рефлекс оберегать все ковры, поверхности и стены в доме от возможных загрязнений, и чашки я всегда держу очень твердо и строго вертикально. Пью шоколад и прикрываю глаза от удовольствия:
– Северус, как у тебя так получается? Я же вроде бы то же самое делаю... ты - волшебник.
Да, тот самый, в чей мир я так стремился и попал.
Усмехаюсь и стираю оставшийся на твоей верхней губе шоколад:
– Точность пропорций и строгий расчет времени.
Я вздыхаю. Несмотря даже на присмотр тети Петуньи, я так и не смог научиться следить за жидкостями. Приготовить еду - это легко, а вот запоминать, когда что-то закипит и сейчас вот-вот надо снимать, я никогда не чувствую. Зато у тебя это получается отменно, и поэтому я допиваю свой шоколад с оттенком сожаления.