Долго, счастливо
Шрифт:
– Ребенок...
– тебе это удается, и я со вздохом улыбаюсь, поглаживая непослушные черные пряди.
Я понимаю, что этот трюк мне придется повторять каждый год на протяжении многих-многих лет, но я ведь всегда буду знать, как тебя порадовать. Ведь правда, любимый? А потом мне приходит в голову еще одна замечательная идея, и я невинно предлагаю:
– А идем погуляем?
Морщусь, но киваю - сегодняшний солнечный день довольно редок, в этом году таких до сих пор было не больше пяти:
–
Я благодарно целую тебя в губы и иду одеваться. Там полным-полно снега, из которого можно вылепить снеговика или в шутку бросить в тебя пару снежков, втайне надеясь, что потом ты меня повалишь в сугроб и поцелуешь. Да, глупо и романтично, и совсем недостойно тебя, но зато так тепло и уютно.
– Свитер не забудь, - я задумчиво смотрю на содержимое шкафа и все-таки достаю свой - тот, что ты подарил мне на Рождество, и который очень похож на твой. Зная тебя, вряд ли мы будем степенно гулять - а мантия, даже зимняя, промокает быстро.
Я киваю и натягиваю свитер через голову, сначала запутываясь в рукавах, а потом сбивая с носа очки. В итоге моя неравная борьба с тугим шерстяным горлом заканчивается сокрушительным поражением пушистого противника, а с моей стороны потери несут только вихры, вздыбившиеся теперь еще сильнее. Наклоняюсь, чтобы поднять очки, и только потом соображаю, что я опять надел свитер перед тем, как натянуть раздражающие тебя маггловские джинсы.
– Готов?
– я оборачиваюсь и вопросительно смотрю на тебя, уже смиряясь с маггловскими вещами. Тем более, что те на тебе очень неплохо смотрятся.
– Угу, - наши зимние мантии висят в холле в шкафу, и там же лежат мои перчатки. Впрочем, после утренних экзерсисов с травами моим рукам, кажется, уже ничего не страшно.
Киваю и выхожу в холл:
– И куда ты хочешь пойти?
– М-м-м... в парк?
– неподалеку от нашего дома есть небольшой сквер с деревьями и совсем крохотной полянкой. Когда я возвращался, я успел заметить, что там намело огромный сугроб, в который мне втайне очень хочется упасть в обнимку с тобой: в конце концов, мы ведь можем иногда подурачиться? Хотя бы в самый дурацкий день в году?
– Хорошо, - мы выходим из дома и через четверть часа уже подходим к парку.
Когда ты идешь по дорожке, я задерживаюсь, чтобы завязать шнурок на своем ботинке, а потом скатываю не очень плотный снежок и метко разбиваю его о твою спину, улыбаясь так широко, как только могу. Больно кидаться я не умею, а вот подразнить тебя вполне можно.
Обернувшись, я вскидываю бровь:
– Поттер?..
– Ты не любишь играть в снежки?
– меняю выражение лица на очень невинное и округляю глаза. Это запрещенный прием, но, может, мне удастся все-таки выудить из тебя хоть какую-нибудь ребячливость?
Хмыкаю и, наклонившись, скатываю снежок:
–
– снежный комок сбивает с тебя шапку, которую я постоянно заставляю тебя надевать.
Я не удерживаюсь от счастливого смеха и бросаю в тебя еще один, попадая куда-то в грудь и оставляя ровный тонкий слой снега на твоей черной мантии. Я не играл в снежки с самого Хогвартса, да и то - с какого-то из начальных курсов, которые были так давно, что я уже и не помню отчетливо, был ли я тогда счастлив.
Через полчаса мы уже оба в снегу и мокрые чуть ли не до белья. А ты все стараешься подобраться ко мне со спины, чтобы попасть снежком куда-то между лопаток. Когда ты начинаешь в очередной раз огибать меня, я с усмешкой шепчу заклятье и ловлю тебя, падая вместе с тобой в сугроб.
Вне постели и не в воздухе мне редко удается ощутить это сладкое замирание где-то вокруг сердца, словно я вот-вот войду в стремительное пике на Молнии, но сейчас я чувствую именно это, глядя в твои глаза и прижимаясь к тебе крепче. Я часто дышу - и от того, что я носился от тебя и за тобой по всему парку, и от того, что я замечательно возбужден твоей близостью, мягкостью, улыбчивостью. Именно таким я хотел видеть этот день, хоть это и эгоистично признавать - ведь главное, чего хотел ты...
Задумчиво рассматривая твое лицо, я обнимаю тебя крепче и почти укладываю на тебя, целуя в мокрую макушку:
– Маленькое чудовище... Все-то ты переворачиваешь с ног на голову.
– А может, наоборот - с головы на ноги?
– я улыбаюсь и целую тебя в подбородок, прикрывая глаза. Я не в силах вынести это пронзительное, прозрачное и нежное счастье, которое растет где-то внутри меня вместе с каждым твоим прикосновением, и поэтому я просто тихо смеюсь и слизываю снежинку с твоей щеки, пока она не растаяла.
– Ведь хороший же день сегодня, правда?
Вздыхаю и ерошу черные вихры:
– Хороший, хороший. С твоим вмешательством.
– И всегда теперь будет, - обещаю я, хотя, наверное, не стоило этого делать. Впрочем, какая разница? Все равно ты уже не отвяжешься, и улизнуть не получится. Поэтому я мягко целую тебя в губы и наслаждаюсь каждой секундой подобного мерзлого, но солнечного зимнего отдыха.
Хмыкнув, только отвечаю на поцелуй. Еще перед Войной я знал, что после нее вряд ли смогу избавиться от твоего общества. Но я не против него, как ни странно.
Скоро мы окончательно промерзнем до того, чтобы простудиться, а этого не хочу ни я, ни ты. Я не хочу, в общем-то, по двум причинам: во-первых, характер во время болезни у нас у обоих не сахар, а во-вторых... во-вторых, когда болеешь, особо сексом не позанимаешься.
– Пора домой, - я, помедлив, поднимаюсь и ставлю тебя на ноги.
Я киваю и осторожно обнимаю тебя еще раз, после чего задумчиво смотрю на солнце:
– А погода сегодня и впрямь замечательная.