Долина белых ягнят

Кешоков Алим Пшемахович

Хабиба заметила еще одно новшество. Старый телефон, поставленный еще в дооктябрьские времена, разбит, от него одна доска осталась висеть на стене. Зато на краю стола стоит немецкий полевой телефон в черной пластмассовой коробке.

За дверью, ведущей в смежную комнату, раздавались мужские и женские голоса, как видно, там гуляла подвыпившая компания. Напрасно Мисост старался поплотней прикрывать дверь. Шум нарастал и мешал бургомистру настроиться на серьезный лад.

— Привел. Упиралась, а привел, — доложил Питу.

Мисост избегал взгляда Хабибы, хотел внушить ей страх, показать власть,

значительность и вместе с тем деловитость, озабоченность, даже жертвенность, потому что Мисосту было важно подчеркнуть, будто не сам он пошел служить немцам, а только желание спасти аульчан заставило его взять на себя обязанности главы аула. Неважно, как он теперь называется, старшина или бургомистр, а важно то, что Мисост в этот трудный час оказался головным журавлем аула. Но Мисоста никто еще не называл головным журавлем. О нем пошла другая молва. Дело в том, что при раздаче колхозного имущества Мисост взял себе не две коровы, как это он мог бы сделать, а породистого быка. Покойный Сентраль и Питу с трудом привели колхозного быка к нему в хлев. Не собирается ли Мисост завести ферму, думали аульчане, глядя на быка, иначе почему он не заботится о молоке для своих детей. Но Мисост всегда думал масштабно. Став бургомистром, он велел пастуху взять в стадо своего быка. Бекан должен был не только отвечать за него головой, но и вести учет покрытым коровам. Плата по таксе — три червонца. Теперь к его жалованью прибавятся и заработки быка, которые могли превысить его собственные.

Молва, которая пошла о Мисосте, оскорбляла его. Говорили, что Мисост и его бык делают одно и то же. Только бык в стаде, а Мисост в ауле…

Но были у Мисоста и другие заботы. Однажды на телефонных столбах появились листовки. В них не было ничего особенного, просто сводки Совинформбюро. Однако дело подлежало расследованию. Подозрение пало на Курацу.

Кураца жила на бездействующем кирпичном заводе, имела двуколку, разъезжала на ней по всей долине. Говорили, собирает слухи. Нагрянули с обыском. Обшарили каморку Курацы, осмотрели сушилки, котельную и даже карьер. Ничего не нашли. Но все равно Мисост наложил на вдову контрибуцию — три тысячи рублей. Ни слезы, ни мольбы Курацы не помогли.

Теперь Мисост взялся за Хабибу. Есть подозрение, что надпись на гробу сделала Апчара. Сколько времени эта девчонка не живет дома, а Хабиба не говорит, где она.

— Где Апчара? — взвизгнул Мисост, увидев, что Питу привел одну Хабибу.

— Пусть мать скажет, где она, — проговорил Питу.

— Что, Мисост, моя дочь подпалила твой дом или в твою бочку с медом высыпала муравьиную кучу? Чем она заслужила твой гнев? Может быть, на старости лет ты обрел такое мужество, что решил удивить аульчан своей прытью и смешать с грязью еще не вступившую в пору зрелости девушку? Или твоего мужества хватает только на такое пакостное дело, как тащить меня сюда? Думаешь, от этого твои белые волосы станут черными, а твое черное лицо — белым?.. Если тебя обуревает жажда крови, убей меня…

Мисост рад был услышать эти слова. Они помогали ему разъяриться и обрушиться с гневом на эту женщину, чей муж всю жизнь подавлял Мисоста, не давай ему смотреть на мир во все глаза.

— Дойдет очередь и до тебя. Тебя приволокли сюда не на ликбез. Кончилось

твое время. Колесо истории пошло в обратную сторону.

— Твоя мудрость заметила: Чопрак несет свои воды не в Терек, а к снегам Эльбруса — вспять потекла река. Маленькие волы с крупными рогами стали крупными волами с маленькими рогами…

— Замолчи. Не мешало, чтоб и твой язык стал чуть короче, а ум длинней. Но я укорочу твой язык, сделаю его по твоему уму. Ты должна слушать меня. Не только слушать — исполнять мою волю. Моя воля и воля Фура сходятся вот как! — Мисост сложил вместе два указательных пальца, как это он делал и раньше на сходках. — Повинуясь мне, ты повинуешься Адольфу. Если ты не хочешь, чтобы тебя изжарили на вертеле, скажи: где твоя дочь? Только она могла сделать такую надпись на гробе. Знаю я вас.

Шум за дверью нарастал. Визжали подвыпившие женщины. Слышался бас мужчин. Звенели бокалы.

— Не для них ли ты ищешь девушек, Питу! — Хабиба обернулась к Гергову, сидевшему на корточках у двери с автоматом в руке. — Ты сказал: лик Мисоста отлит из луны? Ты видишь этот лик? Он таскает сюда женщин, чтобы услаждать грязных пришельцев. Белый лик луны! Горцы к старости обретают мудрость, а он как был поганец, так и остался…

— Я заживо закопаю тебя!

— Закопай, закопай, Мисост. Гитлер душит людей газом. Душегубки придумал. И у тебя ума хватит хоронить людей заживо. Его воля и твоя воля ложатся, как твои пальцы. Закопай сегодня же. Пусть аульчане знают, какой лик отлит из луны…

— Нет. Сначала ты будешь висеть на веревке. Надо тебя проветрить. Я повешу тебя на тополях, которые вырастил Темиркан, если не приведешь сюда Апчару. Ты три дня плясала бы от радости, если бы твоя дочь нужна была для забавы гостей. Но она годится только на то, чтобы слизывать грязь с их каблуков. Не больше. А ты будешь висеть с нею рядом. Во-первых, налагаю на тебя контрибуцию — пять тысяч рублей. Принесешь на рубль меньше — не возьму. Срок двадцать три часа пятьдесят минут. Принесешь на минуту позже — не возьму. Ясно? Не теряй драгоценные минуты…

— Зачем тебе деньги?

— Прежде чем разбить кувшин о камень, надо вылить его содержимое! А ты старая кринка. Ты превратишься в черепки. На, ставь сюда свою подпись! — Мисост показал на лист бумаги.

Бургомистр всячески старался запугать Хабибу, зная ее неподатливый характер. Можно отрубить ей руки и ноги, но свою дочь старуха не выдаст. Так, может, другим способом ее запугать?

— На, распишись!

— Как же я распишусь? Ты сам умеешь написать только половину своей негодной фамилии, а я и того не умею — ты меня грамоте не учил.

— Если не умеешь, дай руку, я буду водить твоими грязными пальцами, колдунья.

— Мои пальцы чище твоих рук. Не притрагивайся ко мне. Не буду я расписываться. Расписывайся сам, если хочешь.

— Под этой бумагой должна расписаться только ты. Другой и не пожелает. Слушай, тут написано: «Я Хабиба Казанокова, согласна на смерть через повешение, если через сутки не положу на стол бургомистру в фонд праздника освобождения пять тысяч рублей или же не приведу в сельскую управу свою дочь — Апчару…» Взяла в толк, зачем нужна твоя подпись? Или ты хочешь, чтоб я поставил свою подпись вместо тебя?!