Долина белых ягнят
Шрифт:
— Инш-аллах! Инш-аллах!
— Мы имели возможность, — Якуб подходил к главному вопросу, — не выпрашивать, не клянчить помощи, как это мы теперь должны делать. Мы имели возможность покупать на советские деньги все, в чем мы нуждались. В нашем распоряжении было два миллиона рублей!
В зале зашумели. Закачались папахи, словно черные тюльпаны на весеннем ветру. Не все поверили, что столько денег было в ущелье. Кучменов подтвердил:
— Два миллиона! Ну-ка разделите на каждого…
— Да, да. Аллах тому свидетель! — Чем больше Якуб входил в свою роль, тем чаще он обращал свой взор к аллаху. — Эти деньги я отложил на черный день. А черные дни впереди. Нам не раз придется посылать караваны вьючных лошадей
В зале поднялся шум и гвалт.
— Украл, что ли?
— Кто тот негодяй?
— Присвоить народное добро?
— Судить надо такого!
— Как фамилия негодяя?
Якуб не торопился называть имя. Ему хотелось, чтобы брага из кувшина забродила в полную силу. Пусть брызги полетят через край. Но если бы не было до сих пор старинной пословицы, то она могла бы родиться в эту минуту: «Чье имя названо, тот уже стоит на пороге» [3] . Как бы в ответ на выкрик: «Как фамилия негодяя?» — дверь отворилась и на пороге появился капитан Локотош. Он шел в президиум, к комиссару, уверенный, что Якуб собрал стариков, чтобы поговорить с ними о каком-нибудь нужном деле, провести, так сказать, разъяснительную работу. Но тут гаркнул во все горло Азрет Кучменов:
3
Здесь сохраняется буквальный перевод кабардинской пословицы, хотя она вполне соответствует русскому варианту — «Легок на помине». (Примеч. переводчика.)
— Вот он сам! Правду говорят: «Чье имя названо, тот уже стоит на пороге!»
Собрание зашумело, но Локотош не успел ничего понять и, садясь за стол в президиум, говорил Якубу:
— Правильно ты сделал, что собрал стариков. Да и бойцы, я вижу, пришли. Надо рассказать им правду о фронтах, а то ползают разные поганые слухи. Орджоникидзе вовсе не занят немцами. Вступить в Баку двадцать пятого сентября немцам тоже не удалось. Генерал Клейст потоптался у Эльхотовских ворот, бросил главные силы напрямик, через горы и леса, вышел к Орджоникидзе, поглядел на него. Но этот взгляд, — Локотош говорил уже для всех, — обошелся Клейсту в пять тысяч солдат и офицеров, не считая боевой техники, брошенной при поспешном отступлении… И мы, чопракцы, косвенно участвуем в деле победы хотя бы тем, что отвлекаем на себя значительные силы, а разгромленный первый отряд гитлеровцев и сегодня разгром второго их наступления на ЧУУ — реальный вклад в дело победы. Я хотел собрать людей, разъяснить обстановку, хорошо, что ты догадался сам, комиссар…
Это «догадался» кольнуло Бештоева. Азрет, как верный стремянной, почувствовал, что его хозяин уязвлен, и прервал Локотоша:
— Бештоев избран тетом ущелья. Отныне он не просто комиссар отряда, но правитель Чопракского ущелья. Но мы и тебя не обошли. Ты избран членом думы мудрейших.
Локотош только сейчас начал понимать, что это за собрание… Он взглянул на сумрачных, молчаливых стариков, на бойцов, приставивших к стене винтовки, словно это не боевое оружие, а ярлыги чабана или посохи.
Бештоев заговорил грозным прокурорским голосом:
— Собрание аксакалов требует ответа: где деньги?
— Какие деньги?
— Не изображай
Якуб остановился и бросил злобный взгляд на Локотоша.
— А что еще надо знать? Не хочешь ли ты сказать, что один миллион я оставил себе?
— Во всяком случае, такое подозрение не лишено основания.
Локотош ответил ударом на удар:
— Даже и в этом случае Советская власть не проиграла. Ты хотел оставить себе два миллиона, а я только один.
— Ты уверен, что Оришевы отдадут свой миллион в советский банк?
— Прекрати комедию, Якуб. — Локотошу изменил голос, он хотел сказать это негромко, сдержанно, но подозрение было слишком оскорбительным. Локотош закричал: — Я никому не позволю подозревать меня в антигосударственных поступках. Присвоил я часть денег или нет — проверить нетрудно. Можно послать скалолазов по следам Оришевых. В конце концов, поднатужимся и расчистим дорогу. Можно перейти через хребет. Если не найдется такого человека, я сам переползу, но достану документ…
— А мы не дадим тебе бежать… Лучше признайся перед аксакалами. Это смягчит твою вину…
— Бештоев! — У Локотоша язык не поворачивался назвать Якуба комиссаром.
— Тет ущелья! — поправил Азрет Кучменов, как бы угадав мысли капитана. — Над всеми стоящий — по-русски. Шах-ин-шах!
— Я сам переползу, но достану документ, — повторял Локотош. — Деньги пропасть не могут. Они там пригодятся. Это будет наш вклад в дело победы над врагом. А здесь деньги — мертвый капитал. Пачки обыкновенной бумаги. Я поступил правильно, освободив Оришевых из-под стражи. Будь ты не только шах-ин-шахом, самим императором, не имеешь права чинить произвол над людьми, посягать на государственную собственность, сеять раздор в ущелье…
Локотош говорил горячо, убежденно, но мало кто понимал его, а Якуб выхватывал из речи капитана отдельные слова и переводил с русского так, чтобы они приобретали обратное значение. Якуб знал: его может разоблачить только Азрет, а тот, конечно, будет молчать, он сидел с самодовольной ухмылкой на лице, но неожиданно встал старик. Из уважения к старейшему встал и рядом с ним сидевший. Старик, опоясанный длинными концами башлыка, надетого на голову поверх черной папахи, поднял руку, призывая к вниманию. Шум не утихал, и старик, не дождавшись, когда ему предоставят слово, сказал:
— Ты не прав, Бештоев-сын, ты не прав. Командир говорит прямыми словами, а ты его речь переводишь кривыми словами… Я-то по-русски понимаю, ты — нарочно или нет — сбиваешь с толку других. Пусть кто-нибудь сделает правильный перевод, чтобы…
Бештоев вскипел:
— Я тебе слова не давал. Ни прямого, ни кривого. Ты не имеешь права не только возразить мне, ткнуть палкой в мой плевок! Понял? Садись! — Бештоев готов был испепелить старика. Он говорил на родном языке, чтобы Локотош не мог ничего понять.
Старик в белом башлыке не садился. В зале нарастал шум. Якуб оскорбил белобородого человека, значит, униженными почувствовали себя все. Старик — совесть аула.
— Где нет уважения к старшему, там нет и счастья! — кто-то напомнил пословицу.
Локотош, как никогда в жизни, жалел, что он не знает кабардинского языка. Довериться переводу Кучменова он не мог. Капитан понял серьезность положения — все зависит от правильного слова. Ему надо было ехать с верными людьми. Но кто знал? Он ехал сюда с одной целью — расспросить Якуба о том, что делается в горах, не удалось ли напасть на след Чоки.