Долина белых ягнят
Шрифт:
Бедная Узиза уехала, не достигнув цели.
— Я иду не погибать. Но я иду с готовностью отдать жизнь, взяв за нее максимальное количество жизней врага. Я иду с мыслью погибнуть в бою, чтобы ты увидел победу… Я не забочусь о том, как выжить в этой войне… Такая забота отдалит час победы…
— То, что ты сказал, я списываю…
— За счет войны, — вставила любимую фразу Апчара.
— Нет, за счет выпитого. Видишь, комиссар покраснел. Он не только своих мыслей не таит, он не может скрыть и того, что выпил. Все у него на виду.
— Ладно, оставим теорию, капитан. Давай с тобой выпьем за Апчару…
Локотош подхватил:
— За Апчарочку кинем
— Будь здорова, Апчара! Твои глаза самим аллахом созданы, чтобы видеть не гибель людей, а их победу. Я пью до капли…
Комиссар выпил залпом и пошел на передний край.
ЯЗЫК ВОЙНЫ
Немцы прекратили на время свои атаки, наступила тишина, и называлась она передышкой. Но никто и не думал переводить дыхание. По всему фронту дивизии кипела подготовка к новому бою. На самом переднем крае приводили в порядок окопы, углубляли их, проделывали новые ходы. Пополняли боеприпасы: снаряды, мины, противотанковые патроны. Из тылов подходили к передовой новые подразделения. На танкоопасных направлениях устанавливались и маскировались противотанковые пушки. Пришлось освоить даже такое не совсем военное дело, как расчистка колодцев, — не хватало воды ни людям, ни лошадям, ни автомашинам, ни станковым пулеметам. Командир полка приказал выкопать четыре новых колодца.
Приказы отдавались по телефону, все они шли через Апчару, через ее коммутатор. Но не всегда она понимала, о чем речь.
Локотош требует каких-то там «папирос». Другой просит дополнительно несколько «коробок». Третьему понадобились «ежи».
Кое-что Апчаре объяснял солдат-связист Адамоков, постоянно находящийся вместе с ней на пункте связи.
— Коробки — это танки, ежи — броневики, папиросы — снаряды. Или, например, командир дивизии дает указание артиллеристам и минометчикам, что норма высева удваивается. Это означает, что надо иметь по два боекомплекта. Или, например, смешно звучит по телефону:
«Катя просит черные пятна». — «Даю черные пятна», — отвечает голос и называет цифры. Это гвардейские минометы требуют координаты, по которым выпустят свои залпы…
Апчара с интересом слушает, изучает язык боя. Вспоминает слова капитана Локотоша: «Война — это искусство, у нее своя теория и своя практика». «Хорошо быть связисткой, — подумала Апчара, — понимаешь язык войны».
Ночь от ночи тревожнее. Вдалеке закудахчет пулемет, наш пролает ему в ответ. А самое противное — методический огонь. Через каждые пять минут — снаряд, чтобы изнурять наших бойцов, не дать им заснуть. Но бойцы и так не спят, им приказано бодрствовать. Лишь перед утром разрешается им вздремнуть. А немец знает свое: ритмично, ни на секунду не опаздывая, сотрясает ночную тишину взрывом снаряда. Потом при свете ракет увидел немец походную кухню, едущую к переднему краю, обрушил несколько залпов. Локотош ночью пошел искать, на чем теперь подвозить пищу, а ракеты так освещают все вокруг, что не только кухню, и пешехода увидишь.
Утром ждали атаки. Апчара посматривает на солнце. На своей ферме она точно умела узнавать время по солнцу и по горам. А здесь кругом степь. Скачи куда хочешь. Не то что гор и ущелий, нет вокруг ни оврагов, ни холмов. То, что Локотош называл Лысой горой, или высотой двадцать пять, имеющей важное тактическое значение, — это вовсе не гора, а продолговатый холмик, и, что правда, то правда, лысый. По этим степям хорошо скакать на лошади в мирное время. Но как достается бедным животным теперь… Увидел бы их Бекан, расплакался бы от жалости. Ни
Раннее утро занимается над степью, а как по солнцу узнаешь время, если нет гор. Часов у Апчары, как и у Адамокова, нет.
Но у кого-то есть часы, и ходят они очень точно.
Внезапно содрогнулась земля, воздух наполнился грохотом и гулом — начался артобстрел. От земли к небу поднялись черные султаны разрывов. Их верхушки надломились, показывая направление ветра. Дым клубится разного цвета. Капитан Локотош умеет по этим цветам узнавать, какой снаряд фугасный, какой осколочный, а какой термитный. А зачем это знать? Вон комиссар уж там, где заволокло дымом и пылью. У коммутатора работает Адамоков, сменивший Апчару. Он ловко втыкает штепсель, отвечая: «Готово», «Есть», «Даю». Линии работают хорошо. Скоро какая-нибудь из них оборвется, тогда Адамоков побежит ее исправлять. У аппарата останется Апчара.
В воздухе с мгновенным нарастанием послышался рев самолетов. Бомбардировщики. Апчара различает на их боках жирные черно-белые кресты. Летят низко, не боятся огня. Ведущий лег на крыло, нырнул, и из него посыпались черные бутылки. К разрывам снарядов присоединились разрывы бомб. За ведущим начали нырять и все остальные самолеты. Самолеты пошли по кругу. Утюжат наш передний край, черный дым застлал половину неба, ветер доносит едкий смрад. Адамоков у коммутатора заволновался, задергался. Тычет штепсель в гнезда, а связи нет. Линия порвана. Этого надо было ждать.
— Давай садись работай, а я пойду.
За эти дни Адамоков не в десятый ли раз уходит исправлять связь.
Немолодой уже боец, призванный из управления связи, он нравился Апчаре своей мягкостью, не свойственной остальным мужчинам. У него был скорее женский характер. Он все делал сам, только бы Апчара не рисковала жизнью. Его предупредительность даже задевала чем-то самолюбие Апчары. А связь он наладит — сомнений нет.
Первым подал голос «пятый».
— На меня идут танки. За ними автоматчики — больше сотни. Танков — три.
«Первый» ему отвечает:
— Будь готов прийти на помощь соседу, ему достается больше тебя.
— Невозможно поднять голову. Поливают, как из пожарного шланга.
— А ты знаешь, почему я так радовался, когда тебя мать родила? Я знал, что из тебя хороший вояка получится. Тогда не стал, а теперь стану твоим крестным отцом. Боевое крещение принимаешь, понял? А имя дадим, какое заслужишь в этом бою. Сменим твое мусульманское имя на Виктора. Виктор — значит победитель. Или назовем Владиславом, чтобы славой владел. Славой своего полка, понял? Ну, держись, сынок, я на тебя надеюсь…
Апчара соединила комдива с артиллеристами.
— Благодарность от лица службы! — кричал комдив. — Оправдали звание бога войны, порадовали меня, старика. Два танка добавили к боевому счету. Как сосед? Держится? Жаркий будет денек. На «пятого» идут. Ждите и вы.
— Ждем. Одна сигара искурилась.
Апчара догадалась, что одно орудие вышло из строя. Ну что же, одно орудие за два танка — не так уж плохо.
А бой разгорается все сильнее. Противник перенес артогонь ближе к тылам. Снаряды рвутся все оглушительнее. Апчара спряталась в щель, предусмотрительно выкопанную Адамоковым. Самолеты не покидают неба: одни улетают, другие сменяют их. Одни уходят, другие приходят. Все заволокло дымом и пылью. Прицельного бомбометания уже не может быть, но самолеты наугад кидают бомбы, стреляют из пушек, из пулеметов. Даже хуторок, за которым проходит передний край полка, закрыт дымом и пылью.