Долина папоротников
Шрифт:
— Скажите, что сталось с оставшимися Бродериками, — взмолилась она. — Прошу вас, душу не томите!
Альвина казалась несколько удивленной, однако недолго.
— Гляжу и вас проняло, — сказала она, замерев на месте, — что ж, расскажу как есть. Здесь скрывать нечего: никого из Бродериков не осталось. Потому и замок в чужие руки отошел…
— Но… как?
— А вот этого никто и по сей день вам не скажет, — сказала с присущей ей интонацией древней весталки. — В самый тот год, когда случилось очередное несчастье, расплодились в наших лесах волки немерено. Зима была стылой, голодной, вот и стали они к человеческому жилью выходить… Двух
Лиззи до дрожи перепугалась: она дважды видала оборотня, теперь она в этом не сомневалась, и коли предвещает его явление несчастье, то значит ли это, что и ей стоит поостеречься? Она стиснула оберег старой «колдуньи» и не решилась о встречах своих рассказать. Услышать подтверждение страшной догадки совсем не хотелось…
Старуха же продолжала:
— Тогда-то и решил наш хозяин устроить облаву на волков, перебить проклятое племя, доказать всему миру, что хищники эти к ним с сыном отношения не имеют. Лучшие охотники округи съехались в Раглан тем морозным утром… Ох, и суета стояла во внутреннем дворе: всхрапывали застоявшиеся лошадки, собаки крутились у всех под ногами, а слуги обносили гостей сидровым пуншем. Как вчера помню все это, — ностальгически заметила старуха. — Словно и дня не прошло. А минуло пятнадцать годков… Ни больше ни меньше.
— И что же случилось? — не выдержала Элиза. — Что тогда произошло?
Альвина невесело улыбнулась, вроде как снисходительно к ее юношеской нетерпеливости.
Произнесла:
— Повстречался в тот день лорд наш с судьбой своею, за хвост ее ухватить силился, да силушкой та превозмогла. — И, заметив недоумение в глазах слушательницы, пояснила: — Говорят, выслеживали они в лесу вожака волчьей стаи, матерого хищника страшных размеров, лорд Бродерик и юный мастер Рональд были отчаяннее прочих, ни на шаг от зверя не отставали… Многим пришлось отступиться, но только не им. — Поглядела на Лиззи и заключила: — Не воротились они с той охоты. Пропали, словно и не бывали… То был последний раз, когда видели их живыми.
— А мертвыми?
— И мертвыми не видали. Видать, завел их матерый в такую глухомань, которую не каждому смертному отыскать доводится, завел да в схватку вступил. И не было в ней ни победителя, ни проигравшего… Так и увял род Бродериков. Никого более не осталось!
Однако Элизабет не могла отступиться:
— Но разве их не искали? Те же охотники, что с ними в охоте участвовали? Как могло статься, что не нашли… даже тела?
Сказала и вздрогнула даже, обхватила себя руками. Альвина покачала головой…
— Искали… долго искали. Да только найти так и не нашли! — сказала она с тяжелым вздохом.
20 глава
Только за ужином Лиззи с супругом встретились снова, расселись по тем же местам в тягостном молчании и принялись за еду. Ни один не спешил скрасить трапезу вежливым диалогом, ни единой попытки не предпринял, еще и еда, пусть и вкусно приготовленная, на языке отдавала привкусом тлена. То, верно, горчили рассыпавшиеся в
Она исподволь глянула на него: он снова был без очков, глядел в тарелку льдинами глаз и мерно работал челюстями. Насупленный и явно не в настроении, он вдруг осведомился:
— Чем занимались весь день? Надеюсь, не очень скучали в мое отсутствие?
— А вы отсутствовали? — ответила девушка вопросом на вопрос. Всего лишь хотела на лжи подловить: отсутствовать и целоваться в дровнике — вещи совершенно противоположные.
Аддингтон воспринял ее слова совершенно иначе: различил безразличие, которое его уязвило.
— Вы, как я вижу, этого не заметили, — отчеканил он неприветливым тоном, — однако хозяйственные дела вынудили меня ехать в Кардифф и пробыть там до самого вечера.
— Уверена, вы приятно провели время.
— Как и вы, полагаю?
Он окатил ее воистину ледяным взглядом, таким, что Лиззи пожалела об отсутствии очков: уж лучше бы прятался за своими стекляшками. Подумаешь, великая честь, видеть эти презрение и неприятие в глазах.
— О, это был просто незабываемый день! — не без сарказма откликнулась она, и совершенно не ожидала, что Аддингтон вскочит на ноги и швырнет салфетку на стол. Та приземлилась в непосредственной близости от фужера с недопитым вином, и тот, зашатавшись на длинной ножке, едва не опрокинулся на белую скатерть.
Они оба глядели на него с долю секунды, и Аддингтон первый, дернув головой, что, верно, означало вежливый кивок, вышел из кухни, так более на нее и не глянув.
В полном смятении чувств Лиззи тоже поспешила удалиться к себе: непролитые слезы выжигали глаза, комком застревали в горле и тяготили сердце тяжелым грузом.
Она поняла, что изменой супруга уязвлена сильнее, чем хотела бы показать, и это открытие неприятно ее поразило.
«Дорогая Хелен, — писала она, усевшись за обещанное подруге послание, — место, долженствующее стать моим домом, вовсе не то, о чем мы мечтали для каждой из нас в девичьих мечтах. Мрачное, полное страшных легенд, оно пугает меня невероятно… Ни тепла, ни уюта, ни приятия со стороны мужа… — Она вымарала последнее после секундного раздумья: признаваться в подобном показалось ей стыдным. — … Ни банального соблюдения светских приличий, — дополнила она. — Ничего этого нет и в помине! Мы ужинаем на кухне в окружении супниц и сковородок и у нас всего одна перемена блюд…»
На этом моменте Лиззи отложила перо и вскочила на ноги: поняла, что не в силах писать об устройстве местного быта, когда обида рвется из груди. Когда кричать желается о другом!
В дверь постучали, и на пороге появилась Джейн.
— Желаете приготовиться ко сну? — осведомилась она с кроткой улыбкой, и эта ее видимая двуличность раздражила и без того расстроенные нервы Элизабет.
— Полагаю, я вполне могу справиться с этим сама, — откликнулась она неприветливым голосом. — Можешь, отправляться в постель.
И снова припомнила руку мужу, обнимавшую ее прошлой ночью, и то, каким невероятно волнительным это ощущалось и как ободрило ее посреди неразберихи последних дней.
И вот, все это было насмешкой, неискренним фарсом…
Лиззи стиснула зубы и с силой рванула пуговки платья, потянула шнуровку корсета. Сохранность платья — было последним, что волновало ее сейчас, целая гамма разрозненных чувств бушевала в ее душе, требуя высвобождения.
И будь здесь Аддингтон…
Но Аддингтон не приходил.