Долина солнца (рассказы)
Шрифт:
Джордж Нолл таращился на него выпученными от страха глазами, и его заплывшее жиром лицо казалось белым, как мел. В руках он все еще держал винтовку, и теперь изумленно переводил взгляд ее ствола на Сартэна и обратно. И затем Джим Сартэн наставил на него револьвер и трижды выстрелил.
Пули угодили Ноллу точно в выпирающий из-под рубахи живот, и, вздрогнув, толстяк привстал на цыпочках, бормоча что-то, но его последние слова потонули в кровавой пене, показавшейся у него на губах, и затем тяжело рухнул на засыпанный сеном земляной пол.
Сартэну показалось,
* * *
В течение довольно долгого время он ничего не слышал и не чувствовал, а очнувшись, увидел, что в окно ярко светит солнце, затем до его слуха донесся привычно жалобный скрип насоса водокачки и женский голос, напевавший какой-то мотивчик. Он лежал в чужой постели, и его рука, покоившаяся на покрывале казалась теперь гораздо белей, чем когда он видел ее в последний раз.
Дверь открылась, и он встретился взглядом с Кэрол Квартерман.
– Слава Богу!
– воскликнула она.
– А то я уже думала, что это будет длиться вечно! Как ты себя чувствуешь?
– Я... вообще-то пока еще не знаю. А чей это дом?
– Доктора Хассета. Он мой дядя и твой врач. А я твоя сиделка, потому что из тебя вытащили четыре пули - две от винтовки и две револьверные. По крайней мере, так утверждает дядюшка Эд, хотя, на мой взгляд, вряд ли он может отличить одно от другого.
– А что там еще была за стрельба?
– Это стреляли Холи Уолкер и отец. Они прикончили Ньютона и Фаулера, когда те бросились на подмогу Поулу. Отца немного задело, но ничего серьезного, а у Уолкера ни царапины.
– А что с Мейсоном?
– Он оказался самым везучим изо всех. Три раза его задевало пулями, предназначенными для других, и все они лишь задели его, слегка содрав кожу. Их люди снова вернулись в каньоны, и даже Стив Бейн не осмелился что-нибудь возразить по этому поводу.
– И как долго я уже здесь?
– Неделю, и настраивайся на то, что тебе придется задержаться у нас еще на некоторое время. Дядюшка Эд говорит, что тебя нельзя никуда перевозить, и что еще хотя бы недели две ты не должен вставать с постели.
Сартэн усмехнулся.
– А ты станешь моей сиделкой? Что ж, мне это подходит, но а как же Стив Бейн?
Она пожала плечами.
– Он вернулся к себе на ранчо, и теперь голова у него станет болеть совсем о другом. Поул угонял с пастбищ скот, после чего какие-то животные клеймились принадлежавшим Стиву тавром "Тире Б", а остальное он попросту продавал. Ньютон был его сообщником, и перед смертью он успел кое-что рассказать; он также клялся и божился, что видел собственными глазами, как Джордж Нолл устроил тот пожар, спаливший полокруги.
Очевидно, он ненавидел меня, но когда стали разбирать его бумаги, то нашли листы с расчетами, доказывающими, что он собирался перекупить хозяйства после того, как большинство наших людей погибнет в ходе междуусобицы. И проведя небоьшое раследование, мы поняли, что ты был прав. Как ты и полагал, во
– А о Пэррише что-нибудь известно?
– Точно никто ничего не знает. Хотя, после встречи с Мейсоном он возвращался на ранчо, где его видели в компании какого-то ковбоя. Возможно, это был Поул. Пэрриш, должно быть, застал его за кражей скота, но об этом мы уже никогда не узнаем.
Джим Сартэн смотрел в окно на залитую солнцем улицу. Отсюда ему был виден желоб водокачки, рядом с которой одиноко росли два дерева. Человек присел на краю тротуара и что-то строгал. Мимо пробежал чей-то малыш, догоняя укатившийся мячик. И еще дальше, у коновязи, терпеливо дожидалась хозяина серая лошадь, то и дело принимавшаяся бить копытом и изредка помахивать хвостом, отгоняя мух.
Это была тихая улица, где царили покой и порядок. И да будут благословенны те времена, когда весь Запад станет таким же мирным, как этот небольшой городок - Хила-Кроссинг...
ШАМАНСКОЕ КАПИЩЕ
Приключения Малыша по прозвищу "Кактус".
Малыш Кактус пребывал в наредкость благодушном настроении, и даже недавняя безвременная кончина сеньора Фернандеса, известного более под прозвищем "Туз", не омрачала его мыслей, представляясь чем-то очень далеким. Конечно, если бы это он, Малыш, самолично отправил Туза на тот свет, изрешетив того пулями из своих пистолетов, то он, пожалуй, и поостерегся бы, зная крутой нрав четырех братьев Фернандесов.
Но он не стрелял в Туза. В тот роковой момент он попросту сыграл роль "перста судьбы", и если бы не та его милая шалость, то проворные пальцы старшего Фернандеса, возможно, и по сей день тасовали бы карточную колоду, и он по своему обыкновению обыгрывал бы всех подряд, сидя за карточным столом в "Кантине".
Никто из друзей или знакомых не мог усомниться в наличии у Малыша чувства юмора, которое, несомненно, помогало ему проще относиться ко многим серьезным вещам, к таким, например, как игра в покер. Но вот о чувстве юмора Мартина Джима (называемого так потому, что он был вторым из двух Джимов Мартинов, обосновавшихся в Арагоне) следовало бы рассказать особо. Вообще-то с чувством юмора у него было все в порядке, но вот только на покер оно никоим образом не распространялось. Мартин Джим был рослым, мускулистым парнем, который никогда и нигде не появлялся без своего пистолета.
В тот памятный день, незадолго до смерти, Туз сидел за карточным столом, играя по маленькой с Мартином Джином, Малышом Кактусом, Патом Груеном и странствующим старателем, метко прозванным Шкурой. Будучи по натуре человеком наблюдательным, Малыш подметил, с какой легкостью руки сеньора Туза манипулируют картами, приняв также во внимание результаты пары последних партий. Когда же очередь сдавать дошла до Туза, Малыш под благовидным предлогом выскользнул из-за стола. Остальные же, оказавшись менее искушенными и более доверчивыми, остались в игре, в результате которой горка фишек на столе перед Тузом выросла до неприличных размеров.