Долиной смертной тени

Ливанов Алексей

— Разобрались по боевым порядкам! — крикнул Камрад.

Газолин с группой разведки выстроили свою колонну, Камрад с Гремлином разбили взвод пополам, а Борзый с расчётом АГС и гранатомётчиками отошли к оставшимся разведосам для нашего прикрытия. Послышался лязг внутри танка. Видимо, его командир закончил давать расклад своему экипажу, и они уже приготовились к выстрелу.

— Готовность! — крикнул I азолин через плечо.

Через пару секунд хлопок выстрела ударил по ушам, и танк, немного покачнувшись назад от отката орудия, взревел двигателем и пошёл вперёд. Лёгкой трусцой за танком двинулись и мы, иногда осторожно выглядывая из-за его бортов. Заработавший ПКТ на башне

Т–72 снова ударил по ушам. Из-за употреблённого мне казалось, что выстрелы я слышу громче остальных, а проёмы окон, крыши домов и разломы стен вижу чётче и ближе. Налегке добежав до первых построек посёлка, я чувствовал небывалую лёгкость в теле и азарт, как перед дракой за школой в детстве.

Проломив корпусом дувал и обвалив его, танк двинулся по посёлку. Откуда-то отчётливо понесло дерьмом.

«Усрался кто-то от страха, что ли? Вроде бы необкатанных нет. Может у Мэни снова днище вырвало?» — довольно спокойно бродили в голове лёгкие мысли.

Тут я заметил ошмётки какого-то тряпья, кусков мяса с жёлтым жиром и кишков на траках гусениц танка. Откуда шёл запах дерьма, теперь стало понятно. Догадаться, чей это ливер, не составляло особого труда — отработав ПКТ по стенам и проломив её часть, танк намотал на себя наблюдателя духов.

— Борзый, давай с «тяжёлыми» за нами! — скомандовал Камрад.

— Принял, выдвигаемся! — отозвался снайпер.

Отпрянув от Т–72 по обе стороны улицы и прижимаясь к стенам, мы продолжали двигаться за танком, укрываясь от возможной атаки за укрытиями из гор камней и бетона с торчащими кусками арматуры, которых было предостаточно. Судя по сильно проржавевшей арматуре, эти разрушения были сделаны не только нашей артой пред штурмом, а и самими духами, когда они брали этот посёлок под свой контроль. Добежав до первой поперечной дороги, Газолин со своей группой остался для зачистки и продвижения по длине посёлка в границах своего квартала, ожидая команды Камрада. Второй квартал был наш, вторая группа растягивалась по его ширине, выбирая позиции и всматриваясь в выбитые глазницы окон опустевших домов. Остановившийся на перекрёстке перед третьим кварталом танк водил башней и двигался вперёд и назад, ища укрытие. В этот момент на разгрузке Камрада голосом Мономаха ожила радиостанция:

— Камрад, есть! Духи бегут из второго посёлка в сторону вашего! «ЗУшка», по бегущим целям, огонь!

Видно ничего не было, но представить было несложно, как оставшаяся на оттяжке ЗУшка лупит в километровом проёме между посёлками по духам, бегущим в нашу сторону, чтобы напасть на нас с фланга. Замысел взводных стал понятен своей гениальностью, как и всё простое. Ранее мне не доводилось участвовать в штурме сразу двух посёлков, и такой ход в тактике я наблюдал впервые, несмотря на его элементарность. Подбежавшие к нам Борзый с расчётом АГС и двумя РПГшниками, тяжело дыша и обливались потом, прислонились к стене дома в тень, переводя дыхание.

— «Панцирь-два»! Осколочно-фугасным, огонь!

Послышался хлопок и треск выстрелов ДШК. Не изобретая велосипед, танк расстреливал стены построек по своему фронту, ведя за собой взвод Мономаха и группу садыков.

Отправив наш Т–72 с группой Гремлина к третьему кварталу и распределив гранатомётчиков по краям квартала, Камрад знаками показал нам прижаться к домам и ждать команды. Я, оказавшись в паре с Вахой, достал флягу и пил воду. Усталость не чувствовалась, хотелось уже, не дожидаясь команды, бежать на зачистку.

— Я, кажется, бутылку с водой проебал, — сказал Ваха, глядя в пустой подсумок сброса, — брат, оставь попить!

— Держи! — протянул я флягу кабардинцу. — Прямо как наши предки в Великую Отечественную,

сидя в окопе, пьем из одной фляги.

— Или как в Чиче… — поддакнул Ваха и, немного помедлив, добавил: — На всё воля Аллаха!

У сидевшего неподалёку под стеной Борзого с расчётом АГС ожила радиостанция:

— Камрад, мы в посёлке, выставляю цепь, через пять минут будем готовы к движению! — с небольшими помехами в эфире сказал Мономах.

— Принял, ждём вас! — ответил взводный.

Минут через десять Мономах снова появился в эфире:

— Готовы! «Тройка», рубеж — двести метров! Движение!

— «Двойка»! Рубеж — двести метров! Вперёд!

— Готов, Ваха? — спросил я кабардинца у входа в первый двухэтажный дом.

— Иншааллах! [18] — ответил Ваха и первым вошёл в дверной проём.

Проверяя комнату за комнатой, этаж за этажом, дом за домом, мы медленно продвигались вглубь посёлка. Большинство домов были заброшены. Лишь в первых двух были заметны следы недавнего пребывания в них бармалеев в виде американских и сирийских сухих пайков, рыбных консервов и пустых бутылок от воды. Арабская вязь на стенах напоминала наскальную живопись и навевала мутные воспоминания о том, что где-то я подобное творчество уже видел. Но мысли слабо вязались, уступая место инстинктам. Обострённые зрение и слух были направлены на малейший шорох или хруст под ногами в каждой комнате каждого дома.

18

InshaAllah — Если пожелает Аллах (арабский), — ритуальное молитвенное восклицание, знак смирения мусульманина перед волей Аллаха.

Визуально выровняв линию прочёсывания, группы продолжили зачистку на рубеж следующих двухсот метров. Редкие выстрелы и хлопки взрывов гранат с последующими отбивками по радиостанциям, что всё чисто, говорили о полном отсутствии сопротивления, хоть и сильно дезориентировали, отвлекая внимание.

Зачистив второй этаж очередного дома, мы с Вахой уже собирались спускаться вниз, когда он заметил чёрный флаг духов, висевший на импровизированном флагштоке, привязанном к балкону.

— Смотри! — радостным голосом сказал Ваха, открывая дверь из комнаты на балкон. — Давно себе хотел такой трофей!

— Ваха, не надо! Не выходи туда! Ты всё равно его не…

Я не успел сказать, что ему не удастся вывезти его из страны, отберут на таможне, ещё и по шапке надают. Брызги крови вылетели из его левого бока, тело резко согнулось в правую сторону, и Ваха рухнул назад на спину.

— Контакт! Трёхсотый! Медика сюда! — закричал я, оттаскивая Ваху за лямку разгрузки вглубь комнаты.

Хреново, что радиостанций на всех не хватает, могут и не услышать. Побледневший Ваха, хватая ртом воздух, схватил мою руку и сильно её сжал. Сквозь булькающие и свистящие звуки были слабо различимы слова на его родном языке, которого я всё равно не знал. Входное отверстие под правой подмышкой и выходное в нижней части рёбер давало понять сектор обстрела. Послышались быстрые шаги внутри дома и голос Камрада:

— Кто кричал?! У кого контакт был?!

— Я! Сюда, на второй этаж! — закричал я, одной рукой пытаясь снять с Вахи разгруз.

Забежавшие в комнату Камрад, Борзый и санинструктор Фил бросились к нам, помогая освободить раненого бойца от разгрузки и одежды. Фил, на ходу расстёгивая свой редак, достал из него два ИПП и приложил их к ранам на боках.

— Держи их так! — сказал он мне и, посмотрев на Камрада, еле заметно покачал головой из стороны в сторону, набирая трамадол в шприц.