Дольмен
Шрифт:
– Что?…
– Как вы поступили с моим ребенком?
– Нелепость! Ребенка не было, клянусь!
Удивление и недоумение Артюса казались искренними, но Риан-Эрван, слишком часто сталкивавшийся с обманом, не мог ему верить.
– Лжете! Вы всегда мне лгали!
– Постойте! Сейчас я вдруг вспомнил… Та женщина все повторяла: «Он унес его… его… унес…»
– Кто «унес»?
– Судя по словам Пьера-Мари, мальчишка, отправленный за помощью. Возможно, это он.
– Имя!
– Кристиан Бреа.
Риан расспросил всех береговых разбойников, кроме Кристиана. Старик, может, и не соврал. А что, если
Пи Эм окликнул брата из рулевого отделения:
– Ну что, старикан раскололся? Где он припрятал слитки?
Риан-Эрван молча поднял на него глаза. Жалкий тип, он тоже, если его слегка подтолкнуть, мог пойти на все из-за золота, даже на убийство.
Например, на убийство собственного отца.
Начался сеанс гипноза. Пьеррик, обложенный подушками, лежал с полузакрытыми глазами и был на редкость спокоен. Психиатр, ассистируемая лечащим врачом, говорила тихим и монотонным голосом:
– Вы полностью расслабились, Пьеррик, вам шесть лет, сейчас ночь, вы идете за сестрой и ее друзьями, идете за ними следом…
– Гвен…
Пьеррик что-то забормотал. Удивительным образом голос его приобрел детские интонации, на его лице, к которому Люка и Мари были прикованы взглядами, последовательно сменились несколько выражений.
Перед сеансом они долго беседовали с психиатром, посвятив ее во все детали, касающиеся действий береговых разбойников.
– Гвен… Подожди!
Психиатр, сделав паузу, мягко подвела пациента к продолжению разговора:
– Гвен не подождала вас?
Голова Пьеррика откинулась назад, глаза были по-прежнему закрыты, его голос немного окреп, хотя и оставался «детским».
– Мне страшно, Гвен!
Пьеррик уже покинул стены больницы, он находился на берегу в разгар страшной бури, ему было шесть лет. Он присел на корточки, стараясь укрыться от дождя неподалеку от древнего захоронения, и вздрагивал при каждой вспышке молнии, освещавшей пенящееся, бушующее море, при каждом ударе грома, раздававшегося над его головой и с рычанием уносящегося прочь. Он дрожал, прижимая к себе моток тряпок, и не сводил глаз с дольмена. Ему показалось, что из-под каменного чудовища доносятся детские голоса, словно из земли. Вдруг глаза его округлились.
Под дольменом вздрогнула почва, и наружу вылезла Гвен, как эльф, неожиданно возникший из земных глубин. Мальчику захотелось к ней подбежать и отдать ей свою тряпичную куклу, но та, не обратив на него внимания, понеслась прочь так, что только пятки засверкали. Потом появились Жильдас и Лойк, все в грязи, по ним струились потоки воды, и они тоже не услышали жалобного крика Пьеррика. Последней вынырнула голова Пьера-Мари, который от кого-то отбивался. Он почти выбрался на поверхность, но тут его схватила за ногу чья-то рука, и он взвыл от ужаса.
Пьеррик увидел, что молодая женщина тоже пыталась вылезти вслед за Пьером-Мари, она крепко держала его за щиколотку, не давая ему двигаться. Мальчишка ничего не соображал от страха, дрыгал ногами, норовя сбросить ее вниз, но та не отпускала. Тогда Керсен-младший пошарил вокруг руками, подобрал большой камень и принялся бить им женщину по голове, еще и еще, до тех пор пока она не разжала руку.
Маленький Пьеррик был настолько испуган всем увиденным, что не мог двинуться с места. Из своего укрытия он наблюдал за женщиной,
Пьеррик плакал, сотрясаясь всей огромной массой своего тела, лежа на больничной койке.
– Очень уж маленький… Не смог я ее вытащить… Очень тяжелая…
Мари, потрясенная этой сценой, повернулась к психиатру, чтобы та прервала сеанс, но раздался громкий возглас Пьеррика:
– Это он! Нет!
В свете молний он увидел, как неподалеку выросла огромная темная фигура. Она направлялась прямо к нему. Испугавшись, ребенок заполз за камни и притих, прижав к себе моток тряпок. Зловещий силуэт навис над женщиной, которая стонала и цеплялась за его ноги, протягивала руки вверх и молила о спасении.
Человек, огромный и плечистый, выхватил блеснувший в темноте нож, наклонился, приподнял голову женщины за волосы и точным движением перерезал ей горло, откуда хлынула струя крови.
– Кровь… везде кровь… ножом… он сделал… Артюс… Артюс…
– Успокойся, Пьеррик, я с тобой, расслабься, гроза прошла, дождь перестал, сейчас день, ты в тепле, ты чувствуешь себя хорошо, ты спокоен…
Психиатр принялась успокаивать Пьеррика, у которого по толстым, плохо выбритым щекам лились потоки слез. Лечащему врачу пришлось заняться Мари, которая почти не дышала. Люка заметил, что она была близка к обмороку, когда Пьеррик описывал убийство женщины. Но Мари быстро пришла в себя и жестом попросила их переключить внимание на Пьеррика, обратившись к психиатру:
– Как он себя чувствует?
– Все в порядке. Сейчас он постепенно выйдет из гипнотического транса.
Вопреки ее предположению Пьеррик не успокоился, он шарил руками по постели, словно что-то искал, его лицо пылало гневом, он был чем-то очень взволнован. Вдруг он вскрикнул «детским» голосом:
– Ребенок! Отдайте ребенка! Где мой ребенок?
– Наверное, он требует свои тряпки, тряпичную куклу.
Мари достала из прикроватной тумбочки игрушку Пьеррика и вложила ему в руки, но, к всеобщему удивлению, он отбросил ее с негодованием:
– Нет, не куклу! Верните ребенка, которого я нашел! Он мой!
Мари и Люка посмотрели друг на друга, ничего не понимая. Ферсен призвал на помощь психиатра, которая наклонилась над пациентом.
– Ты спокоен, Пьеррик, очень спокоен. И ты думаешь о ребенке, о твоем ребенке. Ведь ты нашел маленького ребенка? Где ты его нашел?
– На пляже… Он плачет, ему страшно, как и Пьеррику.
Шестилетний испуганный мальчишка спустился к Разбойничьей бухте, стараясь не отстать от Гвен и ее друзей, но те не обращали на него ни малейшего внимания. Оказавшись на пляже, он услышал чей-то тонкий писк. Тогда он увидел неподалеку молодую женщину, которая была без сознания, но прижимала к себе что-то завернутое в кусок ткани. Это что-то двигалось и слабо попискивало. Дрожащей рукой мальчик отодвинул уголок материи, и ему открылось сморщенное личико новорожденного ребенка. Почувствовав прикосновение, младенец повертел головкой и, раскрыв ротик, сделал сосательное движение губами.