Дольмен
Шрифт:
Люка хотел бы спокойно переварить услышанное, но желудок отказал ему в этой милости: к горлу Ферсена подступила тошнота. Итак, Мари пошла до конца. Он с трудом разжал зубы и просверлил шкипера взглядом.
– Я слишком люблю Мари, чтобы не уважать ее выбор, хотя и считаю его неудачным. Но если я узнаю, что она несчастна по вашей вине…
– Арестуете за препятствия, чинимые следствию?
– Тюрьмы и без того переполнены. – Губы Ферсена тронула смутная улыбка, он пояснил свою мысль: – Я расскажу о вас правду газетчикам. Интересно, как отреагируют поклонники,
– В то время я был ребенком…
– Но когда вы напали на Мари в аббатстве, вы уже им не были.
У Кристиана беспокойно забегали глаза.
– Она мне это простила, – бросил он не слишком уверенно.
– Допустим. Но я не простил.
Пауза. Холодный взгляд.
– Хотите совет? Не испытывайте мое терпение.
Не прибавив ни слова, Бреа повернулся и вышел. Через несколько секунд раздался рев мотора.
В ярости Люка ребром ладони столкнул вниз все, что лежало у него на столе.
Мари нервно расхаживала по комнате, когда вошел Кристиан. Она удивленно на него взглянула. Мгновенно прочитав по ее лицу, что она собирается ему сказать, жених опередил ее, приняв расстроенный вид.
– Знаю, о чем ты сейчас думаешь, и ты права. Величайшая глупость с моей стороны – навязываться тебе в мужья.
– Послушай, Кристиан…
– Дай договорить! – Он глубоко вздохнул. – Не хочу, чтобы ты чувствовала себя связанной словом. Ты мне нужна свободной, решение должно быть добровольным. Тридцать лет назад я сказал, что если мне доведется жениться, то только на тебе. Я снова даю тебе это обещание. – Он достал футляр с кольцами и протянул ей: – Оставь их у себя. Обдумай все как следует. Я буду ждать, сколько понадобится. И не забывай, Мари, независимо от твоего решения я всю жизнь буду тебя любить.
Она собралась уже взять коробочку, но в это время в коридоре на их этаже раздался стук двери.
В отеле был единственный постоялец. Тревога овладела всем существом Мари. Подчиняясь инстинкту, который оказался сильнее, забыв о приличиях, она резко повернулась и бросилась в коридор.
Он уже был возле лифта, со своим чемоданом на колесиках. Створки лифта бесшумно раскрылись.
– Уезжаешь?
У нее вырвался крик. Глухой, страстный, полный отчаяния.
Он повернул голову. Взгляд Ферсена впился в ее лицо, остановился на губах, объял всю ее целиком. И тут же стал отстраненным.
– Устроюсь где-нибудь в другом месте… до окончания расследования.
Он вошел в кабину лифта.
Она рванулась к нему, сердце ее бешено колотилось, в глазах были с трудом сдерживаемые слезы.
– Не уходи, – прошептала Мари.
Он поднес палец к кнопке «Вниз», не отрывая от нее глаз.
– Уйдем вместе. Теперь. Сейчас же.
Колебание было кратким – только взмах ресниц, – но его оказалось достаточно. Он усмехнулся.
– Я знаю, чего хочу, Мари. Неплохо бы и тебе знать, чего ты хочешь, – сказал он, нажимая кнопку.
Дверцы медленно сомкнулись.
Она чуть не плача повернулась и наткнулась на злобный взгляд Кристиана,
– Мне… очень жаль, – проговорила она, не найдя других слов.
– И все же не так, как мне.
Он прошел мимо нее и спустился по лестнице вниз.
Мари осталась одна.
* * *
Тревога не давала старику покоя, он никак не мог заснуть. Сидя в кресле возле окна, Артюс смотрел, как туманная пелена, подгоняемая ветром, постепенно обволакивала парк. Вдруг его слух уловил эхо отдаленного смеха. Заинтригованный, он встал и осторожно приоткрыл дверь. Коридор был муст. Смех доносился откуда-то снизу. Чей-то молодой смех, сопровождаемый приглушенным шепотом.
Жюльетта? Было чуть больше трех часов утра. Сначала Артюс подумал, не вернулся ли потихоньку Ронан. Брови его сдвинулись. Он медленно спустился по ступенькам и завернул за угол лестницы, когда кто-то бесшумно открыл дверь комнаты, которую он только что покинул. Вошедший прямиком направился к столику, стоявшему у изголовья кровати, и рука его приблизилась к графину с водой. Содержимое маленького флакона растворилось в ней без следа.
В это время старик продвигался к библиотеке, в которой горело слабое ночное освещение.
Он открыл дверь, и пол ушел у него из-под ног. Ему показалось, что он падает в пропасть. Армель, возвращавшаяся из кухни со стаканом в руке, подошла к нему сзади и тихо окликнула его.
Но он был уже в другом месте. Далеко, очень далеко, в другом времени. Артюс не отрывал глаз от экрана. Рослый семнадцатилетний юноша с ясным взглядом посылал лучистое приветствие в объектив, прежде чем совершить «прыжок ангела», раскрыв руки в полете и бросившись вниз с вершины маяка.
Эрван. Прекрасный, как молодой бог. Его гордость. Его солнце.
Следующий кадр показывал, как он вылезает из пены, смеющийся и счастливый. Ловко взобравшись на скалистый берег, он подбежал к матери, державшей на руках трехлетнего ребенка. Через мгновение малыш был уже на земле, а Гайдик кружилась в объятиях старшего сына и хохотала.
– Маленький мальчик – это же Пьер-Мари! – воскликнула Армель. – А эта женщина – его мать… Значит, второй – Эрван? Какой красавец! – проговорила она с восхищением. Артюс, которого внезапно прервали, лишив сокровенного наслаждения своими воспоминаниями, посмотрел на сноху так, словно она совершила святотатство, и выключил дрожащей рукой киноаппарат.
– Что вы здесь делаете, почти раздетая? – спросил он недовольно.
Армель машинально запахнула пеньюар и скрестила руки на тощей груди.
– А вам следовало бы сейчас спать, а не просматривать старые фильмы, – возразила она кислым тоном. – Кстати, откуда он взялся? Я думала, вы уничтожили все, что могло напоминать вам об Эрване.
Старик смерил ее ледяным взглядом и ушел к себе, не удостоив ответом. Он двинулся к комнате сына и распахнул дверь. Пьер-Мари, удобно устроившись в кровати, читал книгу. У него брови поползли вверх.