Долорес Клэйборн
Шрифт:
Ты догадлив. Да, она сделала то же самое на следующей неделе и еще через неделю. Это было не так плохо, как в первый раз, отчасти потому, что ей не удавалось скопить такой запас, но больше из-за того, что я готовилась. Но все равно после второго раза я опять плакала в постели, и, когда я лежала и плакала от боли в спине и от обиды, я сказала себе: «Успокойся! В конце концов, какое тебе дело, что случится с ней и кто будет о ней заботиться? Пусть хоть подохнет с голоду в своей засранной постели».
Я заснула, все еще плача — мне было жалко и себя, и ее, после принятого мною решения, — но проснулась я вполне нормальной.
Мне не хотелось давать Шоне Уиндем пылесосить ковер в гостиной. Энди, ты знаешь, какая она неуклюжая — все Уиндемы такие, но она была в семь раз более неуклюжей, чем они. Казалось, из нее растут какие-то щупальца, которые сбивают на пол все на расстоянии нескольких футов. Это, конечно, не ее вина, но я не могла сдержать того, что мой дед называл «дрожью предвкушения», представляя, как Шона входит с пылесосом в гостиную, где столько дорогого стекла и керамики.
Ну ладно. Я это сделала, а на следующий год ковер пылесосила Сюзи. Она не балерина, но за весь год не разбила ни одной вещи. Славная девчонка твоя сестра, Фрэнк, и я была рада за нее, когда получила приглашение на свадьбу, хотя тот парень и не из наших. Как там они, ты знаешь?
Это хорошо. Хорошо. Я рада за нее. Не думала, что она так скоро решит вынимать пирог из печки. В наши дни молодежь все больше ждет, пока старики освободят им дом, прежде чем обзаводиться потомством.
Да, Энди, я рассказываю — не забывай только, что я рассказываю о своей жизни — о своей чертовой жизни! Так что можешь вытянуть ноги и расслабиться. Тогда тебе легче будет слушать меня и не перебивать.
В любом случае, Фрэнк, передай ей мои поздравления и скажи, что весной 91-го она почти что спасла жизнь Долорес Клэйборн. Можешь пересказать ей эту историю про вторичные дерьмовые ураганы и как я их усмирила. Я никогда им ничего не рассказывала, и они знали только, что я столкнулась лбом с Ее Величеством. Теперь я вижу, что мне было стыдно рассказывать им об этом потому, что я вела себя не лучше Веры.
Проснувшись в то утро, я поняла, что это звук пылесоса. Слышала она хорошо, как я вам уже говорила, и звук пылесоса сообщал ей, в самом ли деле я работаю или просто оставляю его включенным, а сама иду наверх. Когда пылесос стоит на одном месте, он издает только один звук, вроде «зууууу». Но когда вы что-нибудь пылесосите, он начинает издавать два звука, волнами. Это «вуууу», когда вы водите щеткой по ковру, и «зуууу», когда вы поднимаете ее в воздух. Вот так: «вуууу-зуууу», «вуууу-зуууу».
Эй вы, хватит чесать в затылке. Посмотрите лучше, как Нэнси улыбается. Сразу видно, кто из вас общался близко с пылесосом, а кто нет. Энди, попробуй представить это или как-нибудь займись, хотя Мария,
В то утро я поняла, что она слушает не то, включен пылесос или нет, а то, какой у него звук. Пока она не слышала этого «вууу-зуууу», она не выкидывала своих грязных штучек.
Мне не терпелось проверить это, но я не могла сделать этого сразу, потому что она вошла в плохой период и покорно делала все дела в судно или в пеленки, если не могла удержаться. Я боялась, что так теперь и будет — знаю, как глупо это звучит, но когда у человека появляется идея, ему страсть как хочется ее проверить. И вы знаете, я ведь еще и чувствовала привязанность к ней, к этой старой стерве. Все-таки я знала ее сорок лет. Когда-то она связала мне шаль — это было давно, но шаль все еще у меня и греет меня февральскими вечерами, когда дует холодный ветер.
Потом, через месяц или чуть больше после того, как мне в голову пришла эта идея, она снова принялась за старое. Она смотрела викторину по ящику и издевалась над участниками, если они не знали, кто был президентом во время войны с Испанией или кто играл Мелани в «Унесенных ветром». И она снова начала болтать о том, что ее дети могут приехать к ней на День Труда. И, конечно же, она садилась у окна и следила, как я вешаю белье — на четыре прищепки или на шесть.
Потом настал вторник, когда я вынула из-под нее судно, и оно было сухим, как кость, и пустым, как обещания коммивояжера. Не могу передать, как я была рада, увидев это пустое судно. Вот оно, старая лиса, подумала я. Теперь посмотрим, кто кого. Я спустилась вниз и позвала Сюзи.
«Я хочу, чтобы сегодня ты пылесосила гостиную», — сказала я ей.
«Хорошо, миссис Клэйборн», — сказала она. Так они меня звали, Энди, и так меня звали все на острове. Я никогда никого не просила об этом, но, похоже, они все думали, что когда-то у меня был муж Клэйборн, а может, мне самой хотелось, чтобы они не вспоминали Джо, хотя многие его помнили. В конце концов, это не так важно — во что бы я ни верила, я была замужем один раз, именно за этим ублюдком.
«Но почему вы шепчете?» — удивилась она.
«Неважно, — прошептала я, — и сама говори потише. И ничего не разбей там, Сьюзен Эмма Проулкс. Поняла меня?»
Она покраснела, как пожарная машина, так забавно:
«Откуда вы узнали, что мое второе имя Эмма?»
«Брось, детка, — сказала я ей. — Я прожила на Высоком всю жизнь и знаю много всего. Поосторожнее с мебелью и стеклом, особенно когда пятишься, и все будет в порядке».
«Я буду очень осторожна», — сказала она.
Я подвела ее к двери и, приложив ладони ко рту, закричала: «Сюзи! Шона! Я иду пылесосить гостиную!»
Сюзи, конечно, стояла тут же, и все ее лицо было одним сплошным вопросом, но я только махнула ей рукой, чтобы она шла и занималась своим делом. И она пошла.
Я на цыпочках подошла к лестнице и встала на своем месте. Это глупо, конечно, но я не волновалась так с тех пор, как отец впервые взял меня на охоту, когда мне было двенадцать. Это было то же чувство, когда сердце в груди бьется сильно, но ровно. У этой дамы в гостиной было полно всякой старины и стекла, но я в тот момент даже не думала, что Сюзи вертится там с пылесосом.