Дом Бофортов: Семья бастардов, захватившая корону

Амин Натен

Катастрофа в Гаскони ошеломила Генриха VI и его советников, включая и Эдмунда Бофорта. Для герцога Сомерсета это поражение имело значительные личные и политические последствия, ведь он не только оплакивал смерть зятя своей жены и ее племянника, но и столкнулся с тревожными последствиями того, что Гасконь была для англичан потеряна. Будучи фактическим главой придворной партии, находящейся под огнем критики, Сомерсет, вероятно, нервничал, вспоминая жестокую казнь Саффолка, после потери Нормандии, тремя годами ранее .

После того как Шрусбери и его армия были уничтожены, 19 октября 1453 года Бордо во второй раз сдался Карлу VII. После трехсот лет пребывания в руках англичан Гасконь окончательно капитулировала, и хотя ни

одна из сторон в тот момент не осознавала этого, герцогство навсегда перешло в руки французского короля. Столетняя война, как стал называться затяжной и сложный англо-французский конфликт, закончилась бесславным поражением англичан всего через тридцать лет после триумфа договора в Труа. За исключением Кале, династия Ланкастеров была изгнана из Франции, что положило конец любым великим английским притязаниям на то, чтобы когда-либо по-настоящему править объединенной Францией.

Поражение при Кастильоне оказало огромное влияние на Генриха VI и почти наверняка способствовало его полному душевному расстройству в августе во время поездки с Сомерсетом и королевой по Уэст-Кантри. Согласно одной из хроник, во время отдыха в охотничьем домике неподалеку от Кларендонского дворца на короля "навалилась дурнота", и он не реагировал на неоднократные попытки вывести его из кататонического ступора. Он не двигался и не разговаривал, "смирившись с тем, что его ум и рассудок отсутствуют". Его глаза были пусты и смотрели вперед, не выдавая признаков сознания. Генрих даже не был в состоянии самостоятельно принимать пищу, и если бы не заботливые слуги, он наверняка умер бы с голоду [552] .

552

Bale p. 140

Хотя Генрих VI никогда не был самым деятельным монархом, средневековое королевство по самой своей природе требовало, чтобы царствующий король лично или хотя бы номинально контролировал повседневное управление своим королевством. Даже если решения или законопроекты принимались другими, как, например, Сомерсетом или Саффолком до него, все указы якобы принимались с ведома короля. Когда король не мог лично править, пока был несовершеннолетним, государственными делами занимался регентский Совет, но в 1453 году Генриху VI было тридцать два года, и у правительства не было никакого плана на случай таких непредвиденных обстоятельств.

Никто не ожидал, что король лишится рассудка, и уж тем более королева Маргарита или Эдмунд Бофорт, которые были вынуждены скрывать это, пока решали, что делать. Они прекрасно знали, что безумие деда Генриха Карла VI Французского вызвало гражданскую войну между двумя соперничающими придворными группировками и дестабилизировало королевство настолько, что англичане успешно смогли воспользоваться возникшим хаосом. Поначалу состояние короля удавалось скрывать, но это нельзя было делать бесконечно, к тому же проблема усугубилась после долгожданного рождения наследника, 13 октября 1453 года в Вестминстерском дворце.

Наследник трона родился в день праздника святого Эдуарда Исповедника и был назван в честь святого покровителя королевства. Колокола звонили во всех церквях, а по всему Лондону пели Te Deums в честь появления на свет принца. Возможно, из-за его близости к королеве Маргарите одним из крестных отцов ребенка стал Сомерсет, который исполнял эту обязанность наряду с кардиналом Кемпом. Тетя Эдмунда, Анна Стаффорд, герцогиня Бекингем и дочь Джоанны Бофорт, была крестной матерью [553] . Муж леди Анны, герцог Хамфри, взял на себя обязанность представить новорожденного принца королю, умоляя Генриха благословить своего наследника перед присутствующими советниками. Но ответа

от безучастного короля не последовало [554] .

553

ibid p. 141

554

PL Vol 1 p. 263

Следовало что-то предпринять, и вопреки воле Сомерсета и королевы, 24 октября, Совет принял решение призвать Ричарда, герцога Йорка, в Лондон, умоляя его прибыть "с величайшей поспешностью" [555] . Для Сомерсета это была полная катастрофа. Сторонник Йорка Джон Моубрей, герцог Норфолк и внук Джоанны Бофорт по материнской линии, воспользовался случаем, чтобы начать яростную атаку на своего родственника, обвинив Сомерсета в измене за его участие в потере Нормандии. В пространной петиции Норфолка к Совету выражалось сожаление по поводу "огромного бесчестья и потерь" последнего времени, совершенных "ложными действиями некоторых людей, которые взяли на себя большую власть в этой стране".

555

POPC Vol 6 p. 164

Если и были какие-то сомнения, кого Норфолк имел в виду, то он дал это понять, конкретно назвав Сомерсета "одним из тех, кто имеет большой авторитет". Гнев Норфолка, почти наверняка отражающий мнение Йорка, также был направлен на неназванных лордов, которые "благодаря огромным взяткам, которые сей герцог Сомерсет пообещал и дал им, отвернулись от дела правды и справедливости". В заключение он отметил, что во многих других королевствах капитаны, сдавшие города или замки без должной защиты, "были отстранены от службы и лишены своих земель" [556] .

556

PL Vol 1 pp. 259–261

Это был именно тот случай, которого так опасался Сомерсет, и его положение еще более усугубилось, когда его схватили и заключили в лондонский Тауэр. Это был шокирующий поворот судьбы для человека, который до недавнего времени обладал беспрецедентным влиянием на своего короля. В прошлом ему уже доводилось выходить из подобных затруднительных ситуаций, но, как правило, благодаря поддержке со стороны монарха и нерешительности дворян, сторонников радикальных реформ герцога Йорка. На этот раз ситуация была иной. Король был недееспособен, и теперь Йорк мог рассчитывать на поддержку таких влиятельных магнатов, как Норфолк и двух графов из рода Невилл, Солсбери и Уорика.

Сомерсет томился в плену все рождественские праздники, хотя есть свидетельства того, что он все еще поддерживал связь с внешним миром. Например, он обменивался письмами со своим племянником Яковом II Шотландским, который отправил к дяде гонца с запросом о его состоянии. Один из ответов Сомерсета наводит на мысль, что его заключение в тюрьму было сделано для его же безопасности, хотя от кого именно — неясно:

Я сердечно благодарю короля Шотландии за добрую любовь и привязанность, которую он питает ко мне, своему дяде. Что же касается моего пребывания в лондонском Тауэре, то это было сделано по приказу лордов королевства, что, как я понимаю, было заботой о безопасности моей персоны [557] .

557

POPC Vol 6 p. lxiii — lxi