Дом для демиурга Том 2: Реальность сердца

Kriptilia

Араон заревел, не понимая, зачем, но ревностно, размазывая по лицу сопли со слезами, икая и всхлипывая. Старался он от души, и через пару минут уже едва различал дорогу. Скорийка тащила его за руку, и у самой будки гвардейцев отвесила такой подзатыльник, что юноша едва не упал носом в мелкий гравий дорожки.

– Не реви, поганец!
– сварливым голосом рявкнула Фелида и дала юноше второй подзатыльник.
– Тринадцатый год, уже мужик!

Кто-то из гвардейцев засмеялся, двое же решительно двинулись им навстречу.

– Выхода нет.

–

Пощадите, добрые господа!
– скорийка рухнула на колени и потащила за собой Араона.
– Слышите, что делается! Не дайте пропасть! Мы людишки маленькие, убираемся, братишка вот садовнику помогает, нам-то за что... Вам ведь не до нас будет! Пощадите, не берите греха на душу!

– Пощадите, - подвыл Араон и на коленях пополз в направлении блестящих сапог гвардейца, готовый биться лбом об его ноги. Ему было весело, веселее, чем в тот день, когда он играл в огандском театре.
– Пожалейте, господин хороший...

– Убирайтесь, трусовье, - сплюнул гвардеец; на прощание он отвесил мальчишке пинка.
– Мешок оставьте! Ворюги...

Араон заревел еще громче, ссутулился и побежал впереди девушек. Он очень, очень надеялся, что похож на маленького садовника, перепуганного и думающего только, как спастись. Предали гвардейцы или нет, выяснять недосуг. Если уж предал герцог Скоринг, то на гвардию полагаться нельзя. Его ставленники, через одного. Все незнакомые, не то, что прежние, которых принц знал и в лицо, и по именам, да и они его тоже знали.

Горожане торчали и снаружи у этих ворот, но немного, десятка три. Встретили их свистом и улюлюканьем, но трогать не стали, только посмеялись, что вот - разбегаются тараканы, разжиревшие на харчах самозванца.

Остановились трое беглецов только после того, как свернули на площадь перед дворцом. Она была забита битком. Люди стояли тесно, плечом к плечу. Многие были вооружены. Те, у кого не нашлось пик, вил или топоров, держали в руках камни. Похоже, мостовую поблизости разворотили на корню: серые прямоугольные булыжники были Араону вполне знакомы. Фелида зачем-то тащила их через толпу, потом и вовсе велела остановиться.

– Да вы никак из дворца?
– тут же вцепилась в ее рукав какая-то бабища в чумазом переднике.
– Чтой-то там? Чего малец такой зареванный?

Малец рукавом вытер нос и трагически простонал: - Стра-аажник побил!

– От сволочи! Да не реви, не убил же...
– вздохнула баба, и своим передником вытерла Араону лицо. Юный лицедей содрогнулся, но из роли не вышел, хотя от тряпки воняло тухлой рыбой.
– Вот что делается-то...

Подданные короля Араона определенно заслуживали определения "добрые", вот только на его величество эта доброта не распространялась, только на босоногого беглеца из двора. Растрепанные фрейлины наперебой объясняли любопытствующей толпе, что ничего не знают, но боятся, а гвардейцы - злые, никого выпускать не велят.

– Чтоб королишка не утек, - объяснил какой-то долговязый всезнайка с бородавками на носу.
– Знают, что делать!

– Вы домой идите, -

велела торговка рыбой.
– Мамки-то небось напугались, вы бегите, бегите...

– Пойдем, пойдем домой!
– заканючил Араон.

Нелегкое искусство лицедейства пьянило получше вина. Вчера еще он думал, что умрет, оказавшись в потной толпе, где тебя постоянно толкают, наступают на ноги тяжелыми башмаками, трогают грязными руками - нет, оказалось, не умер. Почувствовал себя так хорошо, как в детстве, пока еще живы была мать и дядя Агайрон, пока герцог Гоэллон не раздавал ему оплеухи и не звал змеенышем, а поднимал на плечо, чтобы малыш мог дотянуться до шпаги прадеда, висевшей слишком высоко...

Вспомнив это, Араон опять разревелся - уже вполне искренне.

– Веди мальца домой, ишь, перепугался! Чего стоишь, растрепуха!
– красномордая торговка отвесила Фелиде тычок.

– Не дерись!
– огрызнулась скорийка, потом потащила Араона и Ханну прочь с площади.

Свернув в проулок, она остановилась, поправила волосы, скинула на землю белый передник, потом вдруг схватила юношу в охапку и расцеловала в обе щеки.

– Ты просто умница!

– Точно, - кивнула северянка.
– Лучше, чем тогда в театре!

– Куда пойдем?
– спросил Араон, смутившись.

Ему было немного обидно, что его, пятнадцатилетнего, приняли за совсем ребенка, обозвали мальцом, да еще и вытерли из жалости сопли. Все-таки это чересчур, а теперь эта рыжая, сама первостатейная актерка, еще и целуется - вот тоже не хватало.

– Не знаю, - нахмурилась Фелида.
– К нам нельзя, там, наверное, тоже... Ну, ваше величество? Что прикажете?

Юноша задумался. Куда идти, к кому - кому он нужен? Никому. Даже герцогу Скорингу больше не нужен, все, его выкинули, как сломанную марионетку. Кукловод отыграл свое представление, порвал ниточки и бросил игрушку в мусорную бочку. И - какое же счастье, что так!

– К герцогу Алларэ, - сказал он наконец.

Пусть сводный брат делает с ним все, что угодно - порет розгами, ссылает в монастырь, да хоть казнит, только не отдает толпе, не возвращает во дворец. Фиор добрый. Всегда был добрым. Если попросить его о прощении...

...ага, явиться, упасть в ноги и сказать: "Я, братец Фиор, Анну Агайрон отравил, из-за меня герцогиню Алларэ убили, дядя Флектор отравился, и Элграса я хотел со свету сжить, а еще отца - тоже из-за меня, и королевский совет... Прости, братец Фиор!"

Фиор, конечно, добрый, только есть вещи, которые никто не простит.

Ну и ладно...

– Вы дорогу знаете?

– Нет.

– Ханна?

– Откуда? Я в столице еще не была, - развела руками северянка.
– Может, спросить?

– Спятила? Чтоб сразу вся улица заинтересовалась, зачем нам, служанкам, герцог Алларэ? Араон, ну-ка вспоминайте, на какой улице он живет! Не могли ж вы не слышать?

– На Фонтанной площади... нет, это герцог Гоэллон. На Госпитальной... там дядя Агайрон... жил. На Девичьей!